"Что Библия для христиан,
 то История для народов" 
                                    Н.М.Карамзин

Вниманию пользователей! В мобильной версии сайта данная тема изложена с большими сокращениями. По сравнению с базовой, предназначенной для проработки на стационарных компьютерах с полноразмерными экранами, здесь, для экономии объема и трафика, опущены следующие вопросы:

история изначальных Рюриковичей, связь Киевской Руси и Византии, проблема "третьего Рима", история московских правителей до Ивана Грозного, поиск истинных истоков "смутного" времени, подробный разбор персоналий Василия III, Елены Глинской и их предшественников.

Исключены также некоторые крупномасштабные исторические диаграмы.

Более подробное изучение материалов темы рекомендуется проводить на базовой, изначальной, полной версии сайта.

* * * * * * *

Несколько слов о причинах появления этой, казалось бы, сугубо исторической темы на общепознавательном сайте.
Во-первых, она является дополнением, непосредственно иллюстрирующим раздел Человек - Общество - ... - Народ.
Во-вторых, имеет прямое отношение к подтемам других веток (Религия, Вера, Мораль и др.).
В-третьих, она показывает, как невероятно сложный путь жизни как биологического и эволюционного процесса может ни во что не ставиться корыстными людьми, наделенными практически неограниченной властью.
И, наконец, она просто интересна автору данного сайта.

События периода истории России, имеющего название "Смутное время", носят невероятно насыщенный, захватывающий, интригующий, и, вместе с тем, трагический характер. Установившийся, традиционный исторический подход определяет его временными рамками примерно с момента официального начала царствования Бориса Годунова до низвержения обоих (главных) Самозванцев/Лжедмитриев и прихода к власти основателя династии Романовых - Михаила Федоровича, то есть, протяженностью примерно в 15 лет (1598 - 1613 гг.) Основными конфликтами этого периода времени считаются непосредственная борьба за верховную власть в Московском царстве (Годуновы, Шуйский, оба Лжедмитрия), польское "вторжение" в Россию, а также противостояние российского православия привносимому поляками католицизму (как раз и являвшимся главным, хотя и тщательно скрываемом движущим мотивом действий католического мира в отношении России в это время).

И куда-то очень далеко на задний план исторических событий (практически - в никуда) относятся общечеловеческие и общехристианские ценности, которые должны были нести сквозь века представители предыдущих поколений - правители народа. Историки, анализирующие "смутное время", почти не принимают их в расчет.

И это не удивительно. Ведь на протяжении сотен лет их игнорировали не только (и не столько) историки, но и сами "творцы" русской истории. И это - не смотря на постоянную доминирующую роль православного духовенства в российском обществе, включая великокняжеские и царские семейства.

И как раз это, по мнению автора, является первопричиной появления Смутного времени (далее будем употреблять этот термин уже без кавычек) и необходимости существенного расширения его временных рамок.

Корысть, жестокость и блуд - самый короткий обобщающий перечень характеристик подавляющего большинства правителей Руси из династии Рюриковичей. Они как бы никогда и не слышали христианских заповедей "не убий", "не укради", "не произноси ложного свидетельства", "почитай отца своего и мать свою", "не прелюбодей", "не возжелай"... А ведь все московские Рюриковичи правили Русью гораздо позже Владимира Великого (Святого) и, значит, должны были изучать эти заповеди с самых ранних детских лет!

Впрочем, чего еще можно было ожидать от потомков Рюрика, представителя одной из наиболее жестоких в его период времени скандинавских народностей! Да еще в дремучей, постоянно пассивной (за исключением воровских ватаг) Руси того времени. Средневековые порядки в которой затянулись на целое тысячелетие...Грабежи и насилие веками исходили именно от правителей. И от удельных князей, и от князей "великих". И от азиатских ханов, и от князей Киевской Руси. (Как и от европейских монархов, кстати). Чего стоят только "доблестные" "походы" русских дружин на Византию, Дон и Волгу! И стоило ли удивляться постоянно существующей опасности набегов кочевых племен и народов? (Гораздо позже аналогичный стиль поведения переняли и все казаки: и донские, и волжские, и запорожские).

А чего стоит постоянная русская междоусобица (преимущественно - родственная!), как периода Киевской Руси, так и уже московского периода. По необузданной жестокости сопоставимая только с "подвигами" Иисуса Навина во время покорения им ханаанских (филистимских, то есть, выражаясь современным языком, - палестинских) земель и городов. Когда уничтожались поголовно все, включая стариков, женщин и детей. И даже домашний скот и птица...

А ведь это происходило уже и в христианской Руси! Новгородские, московские, тверские и другие князья все никак не могли поделить пальму первенства и связанные в нею материальные выгоды. Более мелкие княжества (Кострома, Суздаль, Псков и многие другие) на первенство, как правило, не претендовали, но дань платить не хотели. А приходилось. Зачастую - вдвойне. И своему "великому" князю, уполномоченному на то грамотой ("ярлыком") очередного хана (царя) Золотой Орды, и каждому новоиспеченному главарю неисчерпаемой (до поры времени) Дикой степи. Хорошо еще, если удавалось отделаться данью. А не свободой и жизнью. Разоряли, жгли, грабили и рубили друг друга беспощадно...

А ведь могло быть и еще хуже. Если бы великие русские князья не вступали периодически в браки с представителями царских семейств иных государств (или не отдавали за них замуж своих дочерей). Во все времена это было обычной европейской (и не только) практикой, позволявшей хотя бы частично сдерживать слишком воинственные настроения и устремления. Эпизодически следовали ей и русские князья и цари. Только вот получалось это далеко не всегда. Обычно отказы случались из-за чрезвычайно низкой в тот период культуры русского народа (до царей - включительно). А согласие достигалось, как правило, только из-за страха или желания распространить свое религиозное влияние. Например, браки Владимира Великого и Анны (Константинопольской), Ивана III и Софьи (Зои) Палеолог. Те же тенденции, хотя и на другом уровне, имел и брак Лжедмитрия I и Марины Мнишек. Зарубежные супруги (и связанные с ними международные контакты) мало-помалу привносили европейскую и мировую культуру в быт российского общества, начиная с его верхушки.

Многие из этих вопросов весьма подробно раскрыты в полной версии сайта. Здесь же, в редакции, адаптированной под мобильные средства связи, мы сразу переходим почти в традиционные временные рамки понятия "смутное время". Своеобразной преамбулой к которому стала жизнь и деятельность самого свирепого из всех московских князей, первого русского царя Ивана IV Грозного.

Эта подтема могла бы быть настолько обширной, что по своему объему превзошла бы все другие, вместе взятые. Поэтому материалы для нее отобраны только те, которые лишь в самых общих чертах показывают Ивана IV как политического деятеля, а также те, которые наиболее ярко показывают его (и, частично, его окружения) личностные качества.

Иван IV был официально коронован и признан в качестве первого русского царя. Рожден в 1530 г., номинально стал государем после смерти отца в 1533 г., в трехлетнем возрасте, но фактически из-за его малолетства государством управляли сначала его мать со своим фаворитом, а также специально созданная боярская комиссия в составе 7 человек. После устранения матери и ее любимца-фаворита (в семилетнем возрасте Ивана) воспитанием царя-ребенка и управлением государством занимался опекунский совет и митрополит Макарий. В соответствии с обычаями того времени в 15 лет наступило совершеннолетие. Но реально Иван стал царем после его венчания на царство (коронации) в 17-летнем возрасте (1547 г.), к которому была приурочена и его первая женитьба. Правил страной до своей естественной смерти в 1584 году.

Считается сыном Василия III и Елены Глинской. Но на самом деле (с огромной вероятностью) является внебрачным сыном царицы Елены и ее фаворита Ивана Овчины-Телепнева-Оболенского (как и брат Ивана, Юрий). Василий III был просто не способен стать его отцом, ни по возрасту (ему тогда уже было более 50 лет, а по тем временам и при том образе жизни это была уже реальная старость), ни вообще (что показал 20-летний стаж его первого бездетного брака и 4 первые года во втором).

Традиционные историографы, конечно, доказывают обратное. Выискивают портретное сходство Василия и Ивана (хотя 90% площадей этих парадных портретов занимают атрибуты власти и одежда; на таких портретах от Ивана, Василия и прочих Рюриковичей не очень отличаются даже Борис Годунов и Василий Шуйский). Только спрашивается, почему вообще возникает потребность в этих доказательствах?

Основными внешнеполитическими событиями периода правления Ивана IV стали казанские и астраханские походы (Казань взята в третьем походе, Астрахань - в обоих предпринятых походах, и оба раза - без боя), войны с Крымским ханством (с переменным успехом и без особых территориальных изменений), война со Швецией (носила характер пограничных столкновений; по некоторым сведениям она была предпринята только в отместку за дочь польского короля Сигизмунда, не выданную за Ивана, а отданную за шведского короля), Ливонская война (без кардинальных последствий). Войны при царе Иване IV продолжались практически всю его сознательную жизнь. Подробнее об этом смотрите в других источниках информации.

Внутри государства Иван IV вместе со специальной "Избранной радой" (советом бояр) провел ряд важных реформ: Земскую реформу, Губную реформу (реформа, вводившая уездное самоуправление против разбоя), провел преобразования в армии (в частности, создал мощную и многочисленную артиллерию и превратил большинство простых пехотинцев в стрельцов, внедрил Приговор о местничестве, который способствовал значительному укреплению дисциплины в войске). В 1550 году был принят новый Судебник, который подтвердил право свободного перехода крестьян. Судебник и царские грамоты предоставляли крестьянским общинам право самоуправления, раскладки податей и надзора за порядком. В 1549 году был созван первый Земский собор. В 1555-1556 Иван IV принял Уложение о службе.

Главной частью Земской реформы было введение опричнины. В общеисторическом смысле - это период в истории России (приблизительно с 1565 г. до смерти Ивана Грозного, хотя официально опричнина отменена ранее - в 1572 г.), характеризующийся государственным террором и системой чрезвычайных мер.

Само слово "опричнина" происходит от древнерусского опричь, что означает особый, кроме. По своему содержанию опричнина это:

1. Форма управления государством при Иване Грозном с помощью чрезвычайных, исключительных, особых мер.Внедрялась специальными военизированными отрядами опричников. Опричники имели особые (почти не ограниченные) полномочия, особую форму и знаки различия. Как правило, они были вооруженными всадниками, к седлу которых привязывалась отрезанная собачья голова (для устрашения "собак", которые пытались бы осмелиться оказывать сопротивление; по другой версии - символизирующая готовность опричника выгрызать врагов царя). Еще одним видом "снаряжения" была привязанная к седлу метла (для выметания "сора" из княжества)

2. Часть территории Великого московского княжества, на которой проживали активные проводники и исполнители такой политики и предназначенная для содержания царского двора. Это были целые регионы, бывшие удельные княжества, поместья и даже отдельные районы Москвы. Другие жители с нее принудительно переселялись.

Остальная территория государства называлась земщиной.

(3) В бытовом употреблении того времени "опричниной" называлась еще и выплата вдове опричника ("вдовья доля") в случае его гибели.Опричнина вводилась для ускорения решения важных государственных вопросов из-за их постоянного торможения консервативным боярством. (Здесь невольно возникает ассоциация опричнины с особой Всероссийской чрезвычайной комиссией большевиков, возглавляемой Ф.Э.Дзержинским). После учреждения опричнины было быстро разрушено землевладение крупной феодальной знати, бояр и отпрысков князей, которые в массе своей были переселены на окраины государства, где шли почти постоянные военные действия.

Опричнина стала еще и методом избавления Ивана IV от опостылевших ему с детства опекунских комиссий и боярских советов и радикальным поворотом к абсолютизму его самодержавной власти.

Иван Грозный был деятельным государственным политиком, немало сделавшим за свою 54-летнюю жизнь (особенно, на внутриполитической арене). Но он мог сделать и вдвое больше, и втрое меньше, и все равно остался бы при этом обычным монархом, по сути, ничем не выделяющимся среди других российских и зарубежных, если бы он не имел особого, исключительно твердого и жестокого характера и набора присущих только ему личностных качеств.

В свидетельствах очевидцев или историков их можно проиллюстрировать нижеследующими примерами.

Личностный русский историограф Н.И.Костомаров (далее, при сокращениях, - НИК) о юности Ивана IV пишет следующее:

"... отрок-государь получил самое дурное воспитание. Он от природы не имел большого ума, но зато одарен был в высшей степени нервным темпераментом и, как всегда бывает с подобными натурами, чрезмерною страстностью и до крайности впечатлительным воображением. В младенчестве с ним как будто умышленно поступали так, чтобы образовать из него необузданного тирана. С молоком кормилицы всосал он мысль, что он рожден существом высшим, что со временем он будет самодержавным государем, что могущественнее его нет никого на свете, и в то же время его постоянно заставляли чувствовать свое настоящее бессилие и унижение.

Иван для забавы бросал с крылец или с вышек животных и тешился их муками, а когда власть перешла в руки Глинских, то Иван набрал около себя отроков из знатных семейств и с их толпою скакал верхом во всю прыть по городу, топтал и бил людей, а опекуны и их угодники похваливали его за это и говорили: "Вот будет храбрый и мужественный царь!"

Со вступлением в юношеский возраст все более и более развивались в Иване дикие наклонности. ... Однажды, когда четырнадцатилетний Иван выехал на охоту, к нему явились пятьдесят новгородских пищальников жаловаться на наместников. Ивану стало досадно, что они прерывают его забаву, он приказал своим дворянам прогнать их, но, когда дворяне принялись их бить, пищальники стали им давать сдачи и несколько человек легло на месте. Взбешенный Иван приказал исследовать, кто подущал пищальников. Дьяк Василий Захаров, сторонник Глинских, которому дано было это поручение, обвинил князя Кубенского и двух Воронцовых, один из последних был Федор, любимец царя. Иван немедленно приказал отрубить им головы. Иван не способен был к долгим привязанностям, и для него ничего не значило убить человека, которого еще не так давно считал своим другом. Молодым сверстникам государя, разделявшим его забавы, была небезопасна его милость. Иван, рассердившись на них, не затруднялся изрекать им смертные приговоры".

А историк-социолог В.О.Ключевский (далее - ВОК), занимающий явно оправдательную и, в целом, выбеливающую Ивана позицию, об этом же периоде пишет:

"Царь Иван родился в 1530 г. От природы он получил ум бойкий и гибкий, вдумчивый и немного насмешливый, настоящий великорусский, московский ум [Ха-ха-ха - Авт.]. Но обстоятельства, среди которых протекло детство Ивана, рано испортили этот ум, дали ему неестественное, болезненное развитие. Иван рано осиротел - на четвертом году лишился отца, а на восьмом потерял и мать. Он с детства видел себя среди чужих людей. В душе его рано и глубоко врезалось и всю жизнь сохранялось чувство сиротства, брошенности, одиночества, о чем он твердил при всяком случае: "Родственники мои не заботились обо мне". Отсюда его робость, ставшая основной чертой его характера".

Очень сомнительные эпитеты, и даже, пожалуй, оскорбительные для всех других великороссов, в т.ч., уже наших современников. А насчет робости, "ставшей" потом "основной чертой характера", - откровенная неправда. Даже если и она была присуща Ивану в раннем детстве, то потом она явно переродилась в подозрительность, мстительность и просто звериную жестокость.

"О чем бы он ни размышлял, он подгонял, подзадоривал свою мысль страстью".

"В сочинениях, написанных под диктовку страсти и раздражения, он больше заражает, чем убеждает, поражает жаром речи, гибкостью ума, изворотливостью диалектики, блеском мысли, но это фосфорический блеск, лишенный теплоты, это не вдохновение, а горячка головы, нервическая прыть, следствие искусственного возбуждения".

Ну просто Шекспир и Вольтер в одной, московской упаковке! (Интересно, чей заказ выполнял Ключевский?) Впрочем, проследуем по цитатам далее.

"Как все люди, выросшие среди чужих, без отцовского призора и материнского привета, Иван рано усвоил себе привычку ходить оглядываясь и прислушиваясь. Это развило в нем подозрительность, которая с летами превратилась в глубокое недоверие к людям. [Ну вот! - Авт.] В детстве ему часто приходилось испытывать равнодушие или пренебрежение со стороны окружающих. Он сам вспоминал после в письме к князю Курбскому, как его с младшим братом Юрием в детстве стесняли во всем, держали как убогих людей, плохо кормили и одевали, ни в чем воли не давали, все заставляли делать насильно и не по возрасту." [Обычные детские обиды на взрослых. Плохо кормили - он просто не знает, что такое плохо. Не по возрасту - так кто же виноват в том, что он уже тогда был царем, а не каким-нибудь изгнанником, как это было потом с его сыном Дмитрием Углицким! - Авт.] ... Но в обстановке, в какой шло его детство, он не всегда мог тотчас и прямо обнаружить чувство досады или злости, сорвать сердце. Эта необходимость сдерживаться, дуться в рукав, глотать слезы питала в нем раздражительность и затаенное, молчаливое озлобление против людей, злость со стиснутыми зубами".

Такое случается со многими сиротами. Но очень редко кто из них потом становится столь жестоким, маниакальным убийцей.

НИК: "... царь начал в 1561 году свирепствовать над друзьями и сторонниками Адашева и Сильвестра. [порядочные люди и наставники Ивана в юношеском возрасте - Авт.] Тогда казнены были родственники Адашева: брат Алексея Адашева, Данило, с двенадцатилетним сыном, тесть его Туров, трое братьев жены Алексея Адашева, Сатины, родственник Адашева Иван Шишкин с женою и детьми и какая-то знатная вдова Мария, приятельница Адашева с пятью сыновьями. По известию Курбского, Мария была родом полька, перешедшая в православие, и славилась своим благочестием. Эти люди открыли собою ряд бесчисленных жертв Иванова свирепства...

...боярин, Михаил Репнин, человек степенный, не позволил царю надеть на себя шутовской маски в то время, когда пьяный Иван веселился со своими любимцами. Царь приказал умертвить его. Люди Адашевского совета исчезали один за другим по царскому приказу. Князь Димитрий Курлятов, один из влиятельнейших людей прежнего времени, вместе с женою и дочерьми был сослан в каргопольский Челмский монастырь (в 1563 г.), а через несколько времени, как говорит Курбский, царь вспомнил о нем и приказал умертвить со всею семьею.
Другой боярин, князь Воротынский, также один из влиятельных лиц Адашевского кружка, был сослан со всею семьею на Белоозеро: к нему царь был милостивее, приказывал содержать его хорошо и впоследствии освободил, чтоб снова замучить, как увидим ниже.
Третий из опальных бояр, князь Юрий Кашин, был без ссылки умерщвлен вместе с братом.
Тогда же Иван начал преследовать семейство Шереметевых. Один из них, Никита, был умерщвлен; другой, Иван Васильевич (старший), был сначала засажен в тюрьму, но потом выпущен. Вместе с братом своим Ив. Вас. Шереметевым (меньшим) он оставался в постоянном страхе".

Ключевский формирование психики Ивана описывает (и оправдывает!) несколько другими словами:

"Безобразные сцены боярского своеволия и насилий, среди которых рос Иван, были первыми политическими его впечатлениями. Они превратили его робость в нервную пугливость, из которой с летами развилась наклонность преувеличивать опасность, образовалось то, что называется страхом с великими глазами. Вечно тревожный и подозрительный, Иван рано привык думать, что окружен только врагами, и воспитал в себе печальную наклонность высматривать, как плетется вокруг него бесконечная сеть козней, которою, чудилось ему, стараются опутать его со всех сторон. Это заставляло его постоянно держаться настороже; мысль, что вот-вот из-за угла на него бросится недруг, стала привычным, ежеминутным его ожиданием. Всего сильнее работал в нем инстинкт самосохранения. Все усилия его бойкого ума были обращены на разработку этого грубого чувства".

И т.д., и т.п. Большинство страниц своей характеристики. Все окружение Ивана виновато во всем, а он, "бедняга", ни в чем. Ну что же, хорошо хоть то, что Ключевский понимает, что сеть козней только чудилась Ивану.

Затею с опричниной Иван предпринял в связи с тем, что святые отцы выступали заступниками "заговорщиков" и "изменников". И якобы связывали Ивана, не давали ему полной свободы действий в вопросе их наказаний (смертных казней).

В знак протеста Иван публично отрекся(!) от царства (это был первый раз, но не последний), бросил Москву и поселился со своим двором в Александровской слободе. Пришлось остававшимся в Москве боярам и простому люду посылать к Ивану переговорщиков просить его вернуться к правлению. Спустя примерно 2 месяца он вернулся, обусловив это особыми ("опричными") порядками, мерами, людьми и территориями.

То, что опричники таки были особыми, видно на следующих примерах.

НИК: "Опричники давали царю особую присягу, которую обязывались не только доносить обо всем, что они услышат дурного о царе, но не иметь никакого дружеского сообщения, не есть и не пить с земскими людьми. Им даже вменялось в долг, как говорят летописцы, насиловать, предавать смерти земских людей и грабить их дома. Современники-иноземцы пишут, что символом опричников было изображение собачьей головы и метла в знак того, что они кусаются, как собаки, оберегая царское здравие, и выметают всех лиходеев. Самые наглые выходки дозволяли они себе против земских".

В результате "... многие теряли свои дома, земли и бывали обобраны до ниточки, а иные отдавали жен и детей в кабалу и сами шли в холопы. Всякому доносу опричника на земского давали веру; чтобы угодить царю, опричник должен был отличиться свирепостью и бессердечием к земским людям. За всякий признак сострадания к их судьбе опричник был в опасности от царя потерять свое поместье, подвергнуться пожизненному заключению, а иногда и смерти. ... Обидеть царского опричника было смертельным преступлением. У бедного земского отнимают все имущество и отдают обвинителю, а нередко сажают на всю жизнь в тюрьму, иногда же казнят смертью. Если опричник везде и во всем был высшим существом, которому надобно угождать, земский был существо низшее, лишенное царской милости, которое можно как угодно обижать.

Учреждение опричнины, очевидно, было таким чудовищным орудием деморализации народа русского, с которым едва ли что-нибудь другое в его истории могло сравниться, и глядевшие на это иноземцы справедливо замечают: "Если бы сатана хотел выдумать что-нибудь для порчи человеческой, то и тот не мог бы выдумать ничего удачнее".

А что же царь?

"Нередко после обеда царь Иван ездил пытать и мучить опальных, в них у него никогда не было недостатка. Их приводили целыми сотнями и многих из них перед глазами царя замучивали до смерти. То было любимое развлечение Ивана. После кровавых сцен он казался особенно веселым. Современники говорят, что он постоянно дико смеялся, когда смотрел на мучения своих жертв".

А что пишет Василий Осипович? (Ключевский).

"По природе или воспитанию он был лишен устойчивого нравственного равновесия и при малейшем житейском затруднении охотнее склонялся в дурную сторону. От него ежеминутно можно было ожидать грубой выходки: он не умел сладить с малейшим неприятным случаем. ... он благодушно беседовал с пастором о любимых своих богословских предметах, но едва не приказал его казнить, ... В другое время он велел изрубить присланного ему из Персии слона, не хотевшего стать перед ним на колена. Ему недоставало внутреннего, природного благородства; он был восприимчивее к дурным, чем к добрым, впечатлениям; он принадлежал к числу тех недобрых людей, которые скорее и охотнее замечают в других слабости и недостатки, чем дарования или добрые качества. В каждом встречном он прежде всего видел врага".

В общем, просто недоставало благородства...

Костомаров свидетельствует, что "Иван любил по временам и иного рода забавы. Узнает, например, царь, что у какого-нибудь знатного или незнатного человека есть красивая жена, прикажет своим опричникам силою похитить ее в собственном доме и привезти к нему. Поигравши несколько времени со своею жертвою, он отдавал ее на поругание опричникам, а потом приказывал отвести к мужу. Иногда из опасения, чтобы муж не вздумал мстить, царь отдавал тайный приказ убить его или утопить. Иногда же царь потешался над опозоренными мужьями.

Ходил в его время рассказ, что у одного дьяка он таким образом отнял жену, потом, вероятно, узнавши, что муж изъявил за это свое неудовольствие, приказал повесить изнасилованную жену над порогом его дома и оставить труп в таком положении две недели. А у другого дьяка была повешена жена по царскому приказу над его обеденным столом. Нередки были также случаи изнасилования девиц, и он сам хвастался этим впоследствии".

Есть ли в этом доля преувеличения? Ведь поверить в такое, кажется, просто невозможно! А придумать такое?

А вот подробности повторного подчинения Новгорода и других северных земель Москве (того, что некоторые историки ставят Ивану IV в историческую заслугу).

"В декабре 1569 года предпринял Иван Васильевич поход на север. С ним были все опричники и множество детей боярских. Он шел как на войну. То была не только странная, но еще и сумасбродная война с прошлыми веками, дикая месть живым за давно умерших. Не только Новгород и Псков, но и Тверь были осуждены на кару, как бы в воспоминание тех времен, когда тверские князья боролись с московскими предками Ивана. Город Клин, некогда принадлежавший Твери, должен был первый испытать царский гнев. Опричники по царскому приказанию ворвались в город, били и убивали кого попало. Испуганные жители, ни в чем неповинные, не понимавшие, что все это значит, разбегались куда ни попало. Затем царь пошел на Тверь. На пути все разоряли и убивали всякого встречного, кто не нравится. Подступивши к Твери, царь приказал окружить город войском со всех сторон и сам расположился в одном из ближних монастырей.

Иван стоял под Тверью пять дней. Сначала ограбили всех духовных, начиная с епископа. Простые жители думали, что тем дело и кончится, но через два дня по царскому приказанию опричники бросились в город, бегали по домам, ломали всякую домашнюю утварь, рубили ворота, двери, окна, забирали всякие домашние запасы и купеческие товары: воск, лен, кожи и пр., свозили в кучи, сожигали, а потом удалились. Жители опять начали думать, что этим дело кончится, что, истребивши их достояние, им, по крайней мере, оставят жизнь, как вдруг опричники опять врываются в город и начинают бить кого ни попало: мужчин, женщин, младенцев, иных жгут огнем, других рвут клещами, тащат и бросают тела убитых в Волгу. Сам Иван собирает пленных полочан и немцев, которые содержались в тюрьмах, а частью помещены были в домах. Их тащат на берег Волги, в присутствии царя рассекают на части и бросают под лед.
Из Твери уехал царь в Торжок, и там повторилось то же, что делалось в Твери. В помяннике Ивана записано убитых там православных христиан 1490 человек.

Из Торжка Иван шел на Вышний Волочек, Валдай, Яжелбицы. По обе стороны от дороги опричники разбегались по деревням, убивали людей и разоряли их достояние.

Еще до прибытия Ивана в Новгород приехал туда его передовой полк. По царскому повелению тотчас окружили город со всех сторон, чтоб никто не мог убежать из него. Потом нахватали духовных из новгородских и окрестных монастырей и церквей, заковали в железа и в Городище поставили на правеж. Всякий день били их на правеже, требуя по 20 новгородских рублей с каждого как бы на выкуп. Так продолжалось дней пять".

"Царь уехал в Городище. Вслед за тем Иван приказал привести к себе в Городище тех новгородцев, которые до его прибытия были взяты под стражу. Это были владычные бояре, новгородские дети боярские, выборные городские и приказные люди и знатнейшие торговцы. С ними вместе привезли их жен и детей. Собравши всю эту толпу перед собою, Иван приказал своим детям боярским раздевать их и терзать "неисповедимыми", как говорит современник, муками, между прочим, поджигать их каким-то изобретенным им составом, который у него назывался "поджар" ("некою составною мудростью огненною"), потом он велел измученных, опаленных привязывать сзади к саням, шибко везти вслед за собою в Новгород, волоча по замерзшей земле и метать в Волхов с моста. За ними везли их жен и детей. Женщинам связывали назад руки с ногами, привязывали к ним младенцев и в таком виде бросали в Волхов. По реке ездили царские слуги с баграми и топорами и добивали тех, которые всплывали. "Пять недель продолжалась неукротимая ярость царева", - говорит современник.

Когда наконец царю надоела такая потеха на Волхове, он начал ездить по монастырям и приказал перед своими глазами истреблять огнем хлеб в скирдах и в зерне, рубить лошадей, коров и всякий скот. ... Расправившись таким образом с иноческими обителями, Иван начал прогулку по мирскому жительству Новгорода, приказал истреблять купеческие товары, разметывать лавки, ломать дворы и хоромы, выбивать окна, двери в домах, истреблять домашние запасы и все достояние жителей. В то же самое время царские люди ездили отрядом по окрестностям Новгорода, по селам, деревням и боярским усадьбам разорять жилища, истреблять запасы, убивать скот и домашнюю птицу".

После этого "доблестного" похода Иван еще долго не мог успокоиться:

"По возвращении Ивана в Москву заключено было, наконец, перемирие с Литвою литовскими послами. Срок перемирия назначен был три года, и в продолжение этого времени предполагали заключить окончательный мир. Один из находившихся в этом посольстве описывает выходки московского царя, подтверждающие наше убеждение, что он был тогда не в полном уме. Так, например, когда послы шли к нему на аудиенцию, государь стоял у окна с жезлом в руках, окруженный стрельцами, и громко закричал: "Поляки, поляки, если не заключите со мною мира, прикажу всех вас изрубить в куски.

"Взявши у одного из литовской свиты соболью шапку, он надел ее на своего шута, приказывал ему кланяться по-польски, приказал изрубить приведенных ему в подарок лошадей. Послы были свидетелями, как он возвращался в Москву из своего новгородского похода. Он сидел на коне с луком за спиною, а к шее коня была привязана собачья голова, возле него ехал шут на быке. Как бы желая опохмелиться от новгородской крови, он во время пребывания послов топил татарских пленников".

"25 июля на Красной площади поставлено было 18 виселиц и разложены разные орудия казни: печи, сковороды, острые железные копи ("кошки"), клещи, иглы, веревки для перетирания тела пополам, котлы с кипящей водой, кнуты и пр. Народ, увидевши все эти приготовления, пришел в ужас и бросился в беспамятстве бежать куда попало. Купцы побросали в отворенных лавках товары и деньги. Въехал царь с опричниками, за ними вели 300 человек, осужденных на казнь, в ужасающем виде от следов пытки, они едва держались на ногах. Площадь была совершенно пуста, как будто все вымерло. Царю не понравилось это. Царь разослал гонцов по всем улицам и велел кричать: "Идите без страха, никому ничего не будет, царь обещает всем милость". Москвичи стали выползать кто с чердака, кто из погреба и сходиться на площадь. ...

Тогда царь велел отобрать 180 человек и объявил, что дарует им жизнь по своей великой милости. Остальных всех казнили мучительными казнями. Изобретательность царя была так велика, что почти каждому была особая казнь. Так, например, Висковатого повесили вверх ногами и рассекали на части, Фуникова обливали попеременно то кипящею, то ледяною водою и т. п. На другой же день после казни потоплены были жены казненных, и некоторые перед тем подвергались изнасилованию и поруганию. Тела казненных лежали несколько дней на площади, терзаемые собаками.

Безумное бешенство, овладевшее Иваном, в это время доводило его до того, что, как говорят иностранцы, он для забавы пускал медведей в народ, собравшийся на льду. Сказание это вероятно, так как нам известно, что Иван прибегал к такому способу мучений..."

В подобных "войнах" и "походах" прошло несколько лет. Как вдруг последовало второе Иваново "отрешение"...

НИК: "Между тем в управлении государства явилось еще новое сумасбродство. Вместо того чтобы, как прежде, оставлять земщину в управление боярам, Иван поверил ее крещеному татарскому царю Симеону Бекбулатовичу и нарек его великим князем всея Руси. Это произошло в 1574 году. Нам неизвестен ближайший повод к этому событию, но, верно, оно связано как-нибудь с другим событием. Царь на кремлевской площади казнил многих бояр, чудовского архимандрита и благовещенского протопопа - своих прежних любимцев. Вслед за тем он создал из пленного татарина призрачного русского государя. Писались грамоты от имени великого князя всея Руси Симеона. Сам Иван титуловал себя только московским князем и наравне с подданными писал Симеону челобитные с общепринятыми унизительными формами, например: "Государю, великому князю Симеону Бекбулатовичу Иванец Васильев со своими детишками с Иванцем, да с Феодорцем челом бьет. Государь, смилуйся, пожалуй!" Через два года Иван низложил этого великого князя всея Руси и сослал в Тверь".

Очевидно, автор вышеприведенной цитаты просто не хочет говорить о причинах этого, казалось бы, нелепого поступка. "Нам неизвестен ближайший повод" и "но, верно, оно связано как-нибудь с другим событием" - его прямой намек...

На что именно? Попробуем угадать. Для этого посмотрим на хронологическую диаграмму (лучше - в максимально увеличенном виде). И мы увидим, что в этот период Иван женил своего сына на второй жене Феодосии Соловой и несколько раз "женился" сам.

Нет места, времени и смысла описывать здесь всех жен Ивана (интересующихся отправляю к другим источникам). Для целей данной темы можно ограничиться упоминанием, что последняя из его жен, невенчанная Мария Нагая, родила таки Ивану еще одного наследника - царевича Дмитрия, убитого(?) при не вполне выясненных обстоятельствах в Угличе в девятилетнем возрасте (см. специальную подтему далее).

Проще говоря, ушел в запой и загул. И чтобы его не попрекали недостойным царского званя поведением, "отрекся" от него (уже во 2-й раз), зная, что реальная власть никуда от него не уйдет.
Или же вообще совершил этот поступок просто по пьянке.

Костомаров добавляет еще несколько штрихов к портрету первого русского царя:

"Еще перед отъездом в Ливонию он пригласил к себе новгородского архиепископа Леонида, человека корыстолюбивого, возбудившего против себя ненависть в своей епархии, приказал зашить его в медвежью шкуру и затравить собаками. Идя в Ливонию или возвращаясь оттуда, Иван Васильевич заехал в Псково-Печерский монастырь. Тамошний игумен Корнилий встретил его. Ивану бросились в глаза сильные укрепления монастыря, сооруженные на свой счет Корнилием, происходившим из боярского рода. Ивану это показалось подозрительно; вспомнилось былое, закипело сердце, и он убил Корнилия жезлом своим. "Предпослал его царь земной царю небесному", - как гласит надгробная надпись над Корнилием.
Прибывши в слободу, царь разделывался с боярами. Холоп князя Михаила Воротынского обвинил своего господина в чародействе. Иван давно уже ненавидел этого боярина. Его недавние успехи над татарами только увеличивали подозрительность Ивана. Царь приказал его подвергнуть пытке огнем в своем присутствии. Сам, как рассказывают, подгребал жезлом своим уголья под его тело, а потом отправил измученного Воротынского в ссылку на Белоозеро. Воротынский умер на пути.
Тогда же казнены были князья Никита Романович Одоевский, Петр Куракин, боярин Иван Бутурлин, несколько окольничих и других лиц, в числе их были дядя и брат одной из бывших цариц, Марфы, Собакины. В это же время замучен был любимец Ивана князь Борис Тулупов.
По рассказу англичанина Горсея, его посадили на кол и перед глазами его с варварским бесстыдством истязали старую мать его.
Несколько позже замучен был любимец Ивана, врач Елисей Бомелий. Очевидец-англичанин рассказывает, что ему выворотили из суставов руки, вывихнули ноги, изрезали спину проволочными плетьми, потом в этом виде привязали к деревянному столбу и поджаривали. Наконец, еле живого посадили в сани, повезли через Кремль и бросили в тюрьму, где он тотчас умер".

Однако, апофеозом "деятельности" Ивана Васильевича стало собственноручное убийство им своего старшего сына Ивана, престолонаследника.

"В Александровской слободе случилось между тем потрясающее событие. В ноябре 1581 года царь Иван Васильевич в порыве запальчивости убил железным посохом своего старшего сына, уже приобретшего под руководством отца кровожадные привычки и подававшего надежду, что по смерти Ивана Васильевича будет в его государстве совершаться то же, что совершалось при нем.

_

Современные источники выставляют разно причину этого события. В наших летописях говорится, что царевич начал укорять отца за его трусость, за готовность заключить с Баторием унизительный договор и требовал выручки Пскова. Царь, разгневавшись, ударил его так, что тот заболел и через несколько дней умер".

[Чего только не говорят эти продажные придворные летописцы! Политика в этом "объяснении" приплетена только в угоду царскому статусу семейства - Авт.]

Согласно с этим повествует современный историк ливонской войны Гейденштейн. Он прибавляет, что в это время народ волновался и оказывал царевичу особое перед отцом расположение, и через то отец раздражался на сына.

[Это "согласно" только проясняет дополнительные обстоятельства, общую психологическую обстановку в семействе и окружении царя, но никак не объясняет истинную причину убийства - Авт.]

Антоний Поссевин (бывший через три месяца после того в Москве) слышал об этом событии иначе. Приличие того времени требовало, чтобы знатные женщины надевали три одежды одна на другую. Царь застал свою невестку, жену Ивана, лежащею на скамье в одной только исподней одежде, ударил ее по щеке и начал колотить жезлом. Она была беременна и в следующую ночь выкинула. Царевич стал укорять за то отца:
- Ты, - говорил он, - отнял уже у меня двух жен, постриг их в монастырь, хочешь отнять и третью, и уже умертвил в утробе ее моего ребенка.

Иван (царь) за эти слова ударил сына из всех сил жезлом в голову. Царевич упал без чувств, заливаясь кровью. Царь опомнился, кричал, рвал на себе волосы, вопил о помощи, звал медиков... Все было напрасно: царевич умер на пятый день и был погребен 19 ноября в Архангельском соборе".

Э.Радзинский, основываясь на результатах эксгумации (вскрытия гроба) Ивана-царевича, описывает сцену убийства следующими словами:

"Иван не просто бил. Он убивал. Борис Годунов, который пытался защитить царевича, сам весь был изранен. Вскрытие могилы Ивана Ивановича подтвердило: череп наследника был так разбит, что восстановить лицо царевича оказалось невозможным даже гениальному скульптору и антропологу Герасимову".

Этим же жезлом Иван бил и беременную Елену. И в ближайшие дни отправил ее в монастырь, как и двух предыдущих жен Ивана-сына.

Существует и третья версия этой сцены (сходная со второй, но имеющая в качестве объяснения трагедии принципиально другую причину).

Зададимся вопросом: а что делал царь Иван в комнате, в которой в одной "исподней одежде" лежала молодая жена Ивана-царевича? Этим вопросом многие задавались и ранее. Есть на него и ответ (даже в одной из статей Википедии): царь домогался Елены Шереметьевой, а та оказалась на удивление неуступчивой. Вот он и размахался своей железной палицей! И именно в этом смысле следует понимать слова царевича:

"Ты отнял уже у меня двух жен, хочешь отнять и третью!"

Запись во временнике (дневнике) дьяка Ивана Тимофеева, сделанная в очень осторожной формулировке, фактически, подтверждает именно такую причину:"жизнь его угасла от удара отца за то, что он хотел удержать отца от некоторого неблаговидного поступка".

А домогательства расставляют все на свои места. Скорее всего, это был уже не первый поход Ивана в спальню невестки, (и не первый ее отказ), раз он был так взбешен, что избил ее своим железным посохом. Вся в побоях и "скинувшая" ночью ребенка, она, очевидно, рассказала обо всем мужу. И тот наутро пошел разбираться с "папашей". Вот и поговорили... И именно такие обстоятельства могут пояснить неслыханную жестокость Ивана в момент этого убийства.

Да, надо согласиться с Радзинским. Это не было случайностью, убийством по неосторожности. Это была вспышка неуправляемой, дикой ярости бешенного зверя.

Хотя убийство как таковое Иван заранее, конечно, не планировал. Ведь он любил (оказывается, даже он мог кого-то любить!) старшего сына, растил его, как престолонаследника...

Ничего нереального в этом объяснении нет. Наоборот, это самая достоверная версия, хотя и не всеми она охотно воспринимается. Иван IV был конченым негодяем и развратником. Сотни (если не тысячи) женщин прошли через его постель. И не только женщин, между прочим. Известным его фаворитом был Басманов-младший. А умер этот царь-душегуб... от сифилиса.

(НИК): "В начале 1584 года открылась у него страшная болезнь, какое-то гниение изнутри, от него исходил отвратительный запах. ... Между тем тело его покрывалось волдырями и ранами. Вонь от него становилась невыносимее".
Существующая версия отравления царя ртутью не выдерживает критики, так как ее количество в исследованных останках Ивана IV для этого явно не достаточное. Зато вполне достаточное, чтобы доказать, что Ивана лечили ею от сифилиса.
Еще одна версия - предположительного удушения Ивана Борисом Годуновым, не имеет никакого документального подтверждения и лишена логической основы. Борис и так занимал очень высокое положение, а претендовать на трон при живом Федоре (втором сыне Ивана Грозного) все равно никак не мог. И не пытался, как показало все последующее историческое развитие событий. Смысла не было... (Разве что из соображений гуманности, чтобы избавить и больного, и его окружение от предсмертных мучений умирающего).

После убийства сына Иван IV впал в большое уныние и в 3-й раз попытался отречься от своего титула. На этот раз, похоже, он был готов сделать это на самом деле. Но бояре побоялись выдвинуть какую-либо кандидатуру из страха, что этот человек и люди, его выдвигающие, будут тут же убиты по приказу Ивана. Пришлось дождаться смерти Ивана Грозного.

Реальное историческое значение правления царя Ивана IV, скорее всего, свелось к тому, что именно он был первым русским царем.

Как ни парадоксально, но основной приговор истории этому самодержцу-тирану огласил именно В.О.Ключевский (более других усматривавший в его жизни "великие помыслы", "усилия ума и воображения"):

"Превратив политический вопрос о порядке в ожесточенную вражду с лицами, в бесцельную и неразборчивую резню, он своей опричниной внес в общество СТРАШНУЮ СМУТУ, а сыноубийством подготовил гибель своей династии".

"... положительное значение царя Ивана в истории нашего государства далеко не так велико, как можно было бы думать, судя по его замыслам и начинаниям, по шуму, какой производила его деятельность. Грозный царь больше задумывал, чем сделал, сильнее подействовал на воображение и нервы своих современников, чем на современный ему государственный порядок. Жизнь Московского государства и без Ивана устроилась бы так же, как она строилась до него и после него, но без него это устроение пошло бы легче и ровнее, чем оно шло при нем и после него: важнейшие политические вопросы были бы разрешены без тех потрясений, какие были им подготовлены.
Важнее отрицательное значение этого царствования. Царь Иван был замечательный писатель, пожалуй даже бойкий политический мыслитель, но он не был государственный делец. Одностороннее, себялюбивое и мнительное направление его политической мысли при его нервной возбужденности лишило его практического такта, политического глазомера, чутья действительности, и, успешно предприняв завершение государственного порядка, заложенного его предками, он незаметно для себя самого кончил тем, что поколебал самые основания этого порядка.
Карамзин преувеличил очень немного, поставив царствование Ивана - одно из прекраснейших по началу - по конечным его результатам наряду с монгольским игом и бедствиями удельного времени..."

Вот и еще одно упоминание СМУТЫ в период, предшествующий правлению Годунова-Лжедмитрия-Шуйского-Владислава. Хотя смута эта, как показано и почеркнуто в материалах данной темы [в полной версии - Авт.], наступила гораздо раньше. Как минимум, при правлении двух первых Василиев.

Вышеприведенные выводы Ключевского об Иване Грозном довольно близки к объективным, хотя и не лишены окончательно некоторых сглаживаний и украшательств. Однако, написаны они почти через 300 лет после смерти Ивана IV (когда опасаться его самого уже не приходилось).

А вот какую характеристику давал Ивану непосредственно в письме ему король Польши Баторий (НИК):

"Как смел ты попрекать нас бусурманством, - писал он московскому властелину (т. е. тем, что Баторий был вассалом турецкого султана), - ты, который кровью своей породнился с бусурманами. [Очевидно, имеются ввиду женитьба самого Ивана на Марии Темрюковне и его сына Федора на Ирине Годуновой, предком которой был татарский мурза (принц) Чет - Авт.] Твои предки, как конюхи, служили подножками царям татарским, когда те садились на коней, лизали кобылье молоко, капавшее на гривы татарских кляч. Ты себя выводишь не только от Пруса, брата Цезаря Августа, но еще производишь от племени греческого. Если ты действительно из греков, то разве - от Тиэста, тирана, который кормил своего гостя телом его ребенка! Ты не одно какое-нибудь дитя, а народ целого города, начиная от старших до наименьших, губил, разорял, уничтожал, подобно тому, как и предок твой предательски жителей этого же города перемучил, изгубил или взял в неволю... Где твой брат Владимир? Где множество бояр и людей? Побил! Ты не государь своему народу, а палач. Ты привык повелевать над подданными, как над скотами, а не так, как над людьми! Самая величайшая мудрость - познать самого себя; и чтобы ты лучше узнал самого себя, посылаю тебе книги, которые во всем свете о тебе написаны. И если хочешь, еще других пришлю, чтобы ты в них как в зеркале увидел и себя, и род свой... Ты довольно почувствовал нашу силу, даст Бог, почувствуешь еще! Ты думаешь, везде так управляют, как в Москве? Каждый король христианский при помазании на царство должен присягать в том, что будет управлять не без разума, как ты. Правосудные и богобоязненные государи привыкли сноситься во всем со своими подданными, и с их согласия ведут войны, заключают договоры. ... , но ты этих вещей не понимаешь"...

Время Ивана Грозного не было смутным. Оно было просто черным.

Старший сын Ивана IV Грозного, Иван-царевич (1554-1581), подавал немалые надежды в качестве престолонаследника. А поляки даже пытались приглашать его к себе в качестве короля. Но в припадке гнева он был убит отцом (см. предыдущую главу темы). Поэтому его вклад в рассматриваемую здесь тему "Смутное время" незначителен и далее не анализируется.

Второй сын Ивана, Федор Иванович (1557-1584-1598), отличался слабым здоровьем и умом, считался ни на что не способным, и после смерти Ивана IV стал царем только от безысходности. Ведь он оставался старшим из сыновей Грозного, и к тому же (как и Иван-царевич), был его сыном от первой жены Анастасии Захарьиной-Юрьиной-Романовой.

Третий сын Ивана и его 7-й (или 8-й) невенчанной жены Марии Нагой, Дмитрий Иванович (1582-1591), в момент смерти отца был только 2-летним мальчишкой и вместе с матерью находился в удалении (изгнании?) от Москвы - в Угличе.

В 1980 году, еще при жизни Ивана IV (и даже еще царевича Ивана), Федора женили на Ирине Годуновой, дочери помещика Федора Годунова и сестре одного из ранее самых приближенных к царскому двору опричников (а в это время - уже молодого боярина) - Бориса Годунова (1552-1598-1605). Род Годуновых вел свое начало от татарского кара-мурзы Чета (сына хана, не являющегося его преемником). Борис Годунов был умён и осторожен, стараясь до поры до времени держаться в тени.

В браке Федора и Ирины родилась дочь Феодосия, но она прожила менее одного года.

В свое время Борис стал опричником благодаря своему дяде, Дмитрию Годунову, у которого он жил и воспитывался после смерти отца. Упрочнению положения Бориса при царском дворе способствовала и его женитьба на Марии, дочери Григория Скуратова-Бельского (более известного по прозвищу Малюта Скуратов), любимца Ивана Грозного. У Бориса и Марии было двое детей, дочь Ксения (вынужденно ставшая позже наложницей Лжедмитрия I) и сын Федор, несколько месяцев бывший царем после не вполне ясной смерти самого Бориса.

В последние годы своей жизни Иван Грозный заранее распорядился будущей судьбой Федора, приставив к нему (на будущее) совет опекунов из числа самых приближенных бояр, в число которых входил и Борис Годунов. Так как Борис был среди них одним из самых благоразумных, являлся близким другом Ивана-царевича, а главное, был близким родственником (братом жены, то есть, шурином) Федора, то он и возглавлял (по сути дела) этот совет, а позже полностью подменил его и фактически управлял государством от имени Федора единолично.

Скорее всего, эти, как и некоторые другие, подозрения в отношении Бориса Годунова вызваны российским менталитетом, а именно - откровенной нелюбовью русских к выборным правителям. Что и привело, в конце концов, к восхождению на престол Дмитрия (Самозванца?)

Деятельность правительства Годунова была нацелена на всестороннее укрепление государственности. Благодаря его стараниям, в 1589 был избран первый русский патриарх, которым стал митрополит Иов. Во внутренней политике правительства Годунова преобладали здравый смысл и расчётливость. Развернулось небывалое строительство городов, крепостных сооружений. В жизнь Москвы вошли неслыханные новшества, например, в Кремле был сооружён водопровод.

Борис Годунов покровительствовал талантливым строителям и архитекторам. С размахом осуществлялось церковное и городское строительство. По его инициативе началось строительство крепостей в Диком поле - степной окраине Руси (Воронеж, Белгород и другие).

15 мая 1591 в Угличе при невыясненных обстоятельствах погиб царевич Дмитрий. Официальное расследование проводил боярин Василий Шуйский (в последствии - еще один выборный царь). Стараясь угодить Годунову, он свёл причины случившегося к "небрежению" Нагих, в результате чего Дмитрий случайно заколол себя ножом, играя со сверстниками. Царевич был(?) тяжело болен "падучей" (эпилепсией). Давать такому ребёнку нож в руки, в самом деле, было преступно.

Летопись, однако, обвиняет в убийстве Бориса Годунова, ведь Дмитрий был прямым (хотя и незаконно рожденным) наследником престола и мешал Борису в продвижении к нему.

7 января 1598 умер Фёдор, и мужская линия Московской ветви династии Рюриковичей пресеклась. В течение недели Россией (номинально и юридически) правила царица Ирина, вдова Федора (и сестра Бориса Годунова), причем, не просто как жена бывшего царя. Она была официально венчана на царство. Но в течение нескольких ближайших дней добровольно(?) отказалась от престола и постриглась в монахини (под именем Александра). 17 февраля 1598 Земский собор избрал на царство Бориса Годунова.

Близкое свойство перевесило дальнее родство возможных претендентов на трон. Не менее важным представлялся тот факт, что Годунов уже давно фактически правил страной от имени Федора.

Царствование Бориса ознаменовалось начавшимся сближением России с Западом. Не было прежде на Руси государя, который столь благоволил бы к иностранцам, как Годунов. Он стал приглашать иноземцев на службу.

Однако вскоре разразились поистине страшные события. В 1601 шли долгие дожди, а затем грянули ранние морозы и, по словам современника, "поби мраз сильный всяк труд дел человеческих в полех". В следующем году неурожай повторился. В стране начался голод, продолжавшийся три года. Цена хлеба увеличилась в 100 раз. Борис запрещал продавать хлеб дороже определённого предела, даже прибегая к преследованиям тех, кто взвинчивал цены, но успеха не добился. Стремясь помочь голодающим, он не жалел средств, широко раздавая беднякам деньги. Но хлеб дорожал, а деньги теряли цену. Борис приказал открыть для голодающих царские амбары.

Однако даже их запасов не хватало на всех голодных, тем более, что, узнав о раздаче, люди со всех концов страны потянулись в Москву, бросив те скудные запасы, которые всё же имелись у них дома.
Около 127 тыс. человек, умерших от голода, было похоронено в Москве, а хоронить успевали не всех. Появились случаи людоедства. Люди начинали думать, что это - кара Божья. Возникало убеждение, что царствование Бориса не благословляется Богом, потому что оно беззаконно, достигнуто неправдой. Следовательно, не может кончиться добром.

А тут еще по стране стали ходить слухи, что настоящий царевич жив. Годунов понял нависшую над ним угрозу...

В 1604 Лжедмитрий I с горсткой поляков и казаков двинулся на Москву. Даже проклятия московского патриарха не остудили народного воодушевления. Тем не менее, поначалу правительственные войска разбили Самозванца, который вынужден был временно отступить.

Ситуация для Годунова также осложнялась из-за состояния его здоровья. Но 13 апреля 1605 Борис Годунов казался весёлым и здоровым, много и с аппетитом ел. Потом поднялся на вышку, с которой нередко обозревал Москву. Вскоре сошёл оттуда, сказав, что чувствует дурноту. Позвали лекаря, но царю стало хуже, из ушей и носа пошла кровь. Царь лишился чувств и вскоре умер.

Ходили слухи, что Годунов в припадке отчаяния отравился (эту версию поддерживали и лечившие в то время Бориса немецкие доктора). Однако, и версия о естественной смерти вполне вероятна, так как Годунов и раньше нередко болел.

Царём стал сын Бориса - Фёдор, юноша образованный и чрезвычайно умный. Вскоре в Москве произошёл мятеж, спровоцированный сторонниками Лжедмитрия. Царя Фёдора Годунова и его мать убили, оставив в живых лишь дочь Бориса - Ксению. Её ждала безотрадная участь наложницы Самозванца. Официально было объявлено, что царь Фёдор и его мать отравились.

Династия Годуновых оборвалась, не успев укрепиться.

Был ли Борис Годунов главным организатором и виновником Смутного времени? Многие историки полагают, что да.

Но автор данной публикации считает, что Борис был только последним капитаном судна, на борту которого было начертано "Рюрикович". А его сын - юнгой.

Дмитрий Иванович, (19 октября 1582 г., Москва - 15 мая 1591, Углич) - царевич, князь Углицкий, третий, младший сын Ивана Грозного от Марии Фёдоровны Нагой, седьмой (или восьмой) его жены (невенчанной). В момент смерти отца был только двухлетним мальчишкой, и сразу после нее вместе с матерью был отправлен в Углич. Прожил всего восемь лет, однако политический кризис, во многом связанный с его загадочной гибелью продолжался, как минимум, двадцать два года после его смерти. Канонизирован в 1606 как благоверный царевич Димитрий Углицкий (день памяти - 15 мая ст. ст., в XXI веке - 28 мая н. ст.)

После смерти отца Дмитрий оставался вторым представителем московской линии дома Рюриковичей, одновременно со старшим (на тот момент) братом, царем Фёдором Иоанновичем. Однако, он был рождён от не менее, чем седьмого (к тому же, невенчанного) брака отца, в то время как православная церковь считает законными только три последовательных брака, и, следовательно, мог считаться незаконнорождённым и исключаться из числа претендентов на престол.

А мог бы и совершенно свободно занять его, раз уж это удалось даже человеку, только выдававшему себя за него. И как раз под его именем!

Был отправлен регентским советом вместе с матерью в Углич (следовательно, при жизни отца тоже жил в Москве, вероятно, даже в царском дворце), где считался правящим князем и имел свой двор (последний русский удельный князь), официально - получив его в удел, но, по всей видимости, реальной причиной тому было опасение властей, что Дмитрий вольно или невольно может стать центром, вокруг которого сплотятся все недовольные правлением царя Фёдора. Эта версия подтверждается тем, что никаких реальных прав на "удел", кроме получения части доходов уезда, ни сам царевич, ни его родня не получили. Реальная власть сосредотачивалась в руках присланных из Москвы "служилых людей" под руководством дьяка Михаила Битяговского.

15 мая 1591 года царевич играл с ножом (или заточенным гвоздем), причём компанию ему составляли маленькие ребята Петруша Колобов и Важен Тучков - сыновья постельницы и кормилицы, состоявших при особе царицы (значит, самых доверенных людей семьи), а также Иван Красенский и Гриша Козловский. Царевича опекали "мамка" (няня) Василиса Волохова, кормилица Арина Тучкова и постельница Марья Колобова.

Если верить показаниям очевидцев событий, данным во время следствия, в руках у царевича была "свая" - заострённый четырёхгранный гвоздь или перочинный нож. То же подтвердил брат царицы Андрей Нагой, передававший, впрочем, события с чужих слов.

По словам очевидцев, в это время у Дмитрия начался приступ эпилепсии - говоря языком того времени - "черной немочи", и во время судорог он случайно ударил себя "сваей" в горло.

По словам кормилицы Арины Тучковой:

"Она ["мамка"] того не уберегла, как пришла на царевича болезнь черная, а у него в те поры был нож в руках, и он ножем покололся, и она царевича взяла к себе на руки, и у нее царевича на руках и не стало".

Ту же версию с некоторыми вариациями повторяли и другие очевидцы событий, а также один из братьев царицы Григорий Федорович Нагой. Сама царица и другой её брат, Михаил, упорно придерживались версии, что Дмитрий был зарезан Осипом Волоховым (сыном мамки царевича), Никитой Качаловым и Данилой Битяговским (сыном дьяка Михаила, присланного надзирать за опальной царской семьей) - то есть по прямому приказу Москвы.

Возбуждённая толпа, поднявшаяся по набату, растерзала предполагаемых убийц.

19 мая, через четыре дня после смерти царевича, из Москвы прибыла следственная комиссия Василия Шуйского. Выводы комиссии на тот момент были однозначны - царевич погиб от несчастного случая.

Обычно считается, что Дмитрий был невыгоден правителю государства Борису Годунову, завладевшему практически единоличной властью в 1587 году, как претендент на престол; однако многие историки утверждают, что Борис считал его по указанной выше причине незаконнорождённым и не рассматривал как серьёзную угрозу.

Прямых слов прямых очевидцев не так уж и много (даже если учесть, что материалы следственной комиссии Шуйского до сих пор сохранились в архивах, а значит, их там довольно много; правда, современные экспертные оценки записанных свидетельств показывают, что они во многом записаны как бы под диктовку).

Все же, само количество очевидцев столь велико, что вряд ли позволяет серьезно воспринимать предположение о подмене царевича (разве что это было сделано раньше, например, сразу после переезда в Углич). В отличие от возможности разной трактовки обстоятельств самого несчастного случая (самоубийства) или убийства. Запуганные высокими титулами расследующих дело московских людей (или их посулами, или соображениями спасения собственных жизней), "свидетели" могли говорить именно то, что требовалось комиссии.

И только мать погибшего ребенка (да ее брат Михаил) не захотела принимать никакой иной версии, кроме убийства его людьми Годунова. За что и поплатилась, будучи постриженной в монахини и сосланной в монастырь, где ей в соответствии с общепринятой практикой было дано новое имя - Марфа.

Любому нормальному человеку невероятно жалко погибшего, ни в чем не повинного, ребенка (в этом аспекте интересно, были ли нормальные среди тех, кто через 23 года повесил такого же, ни в чем не повинного, 4-летнего ребенка - сына бывшей русской царицы Марины Мнишек и Лжедмитрия Второго). И поэтому каждая информация о том, что он, может быть, все-таки, остался жив, по умолчанию воспринимается как позитивная и обнадеживающая. Об этом поговорим в следующей подтеме.

Гибель Дмитрия и последовавшая спустя 7 лет смерть бездетного царя Фёдора привели к династическому кризису Рюриковичей.

Лжедмитрий I, именовавший себя царевич (после коронации - официально - царь) Дмитрий Иванович, в сношениях с иностранными государствами - император Димитрий (лат. Demetreus Imperator) (род. 1581 или 1582 г., ум. 17 мая 1606) - царь России с 1 июня 1605 г., коронован 30 июля 1605 года. По устоявшемуся в историографии мнению - самозванец, выдававший себя за чудесно спасшегося младшего сына Ивана IV Грозного - царевича Дмитрия.

Успех самозваного Лжедмитрия в вопросе занятия российского престола был основан на готовности господствующего сословия России принять его (в противопоставление давно скомпрометировавшему себя в глазах бояр Борису Годунову), вере угнетенного народа в "доброго царя", "избавителя" по причине его "прирожденного" царского происхождения и его способность собрать и подчинить себе вооруженную силу, которая была готова довольно длительное время, несколько лет, поддерживать его притязания на царский трон.

Правление Бориса Годунова, ставшего при Федоре фактическим правителем государства, а потом и царем,повлекло за собой умаление власти бояр и их затаённую враждебность по отношению к "выскочке".
Конечно, выбранный ими царь пользовался и определенной поддержкой, так как был, наверное, лучшим из кандидатов на высшую роль в государстве как умный и дальновидный правитель. С точки зрения легитимности Бориса, было очень важным то, что через сестру, бывшую замужем за царем Фёдором, он был в родстве с династией Рюриковичей.

Но в то же время избранный царь, с точки зрения людей того времени, не был равен наследному, ставшему правителем "божьей волей, а не человеческим соизволением". Также ему упорно ставили в вину гибель царевича Дмитрия, и Борис оказывался виноват вдвойне - как "погубитель царского корени" и "самовластный восхититель трона".

Ближе к концу правления ненависть к семейству Годуновых к была практически всеобщей.

Постепенная потеря крестьянами личной свободы (когда крепостному было запрещено менять владельца, а дворянину предоставлялось право бессрочного розыска беглых), привело к обратному эффекту - огромному увеличению количества беглецов, тянувшихся в южные части страны и пополнявших ряды казачества.

Страшный голод 1601-1603 гг., поразивший всю страну за исключением южных её областей, вызванный тремя неурожайными годами подряд, привёл к гибели сотен тысяч людей; цены на зерно поднялись в десятки (по некоторым данным - в 100) раз. В народном сознании это воспринималось как "божья кара" за грехи царя.

В подобных условиях не могли не оживиться слухи о "добром царевиче", убитом или, может быть, скрывшемся от посланных Борисом палачей. Почва для появления самозванца была готова.

* * * * * * *

Так кто, все-таки, был самозваным Дмитрием? Царевичем, а потом и царем. И даже императором. И как нам его именовать?
На этот счет существует несколько основных версий.

Эта версия здесь поставлена первой не по своей строгой научной обоснованности. И не по числу ее сторонников. А по простой логике любого обывателя, вдруг услышавшего, что царевич чудесным образом спасся. Ведь в такое известие практически всем хотелось верить!

Точно так же, любому лицу, претендовавшему на трон, заявлять о своих претензиях можно было только от имени Дмитрия-царевича (а не от какого-то абстрактного лица). И почему бы не самому Дмитрию? Ему пришлось бы (или таки и пришлось?) точно так же доказывать свое царское происхождение, как и любому самозванцу.

То есть, в ряду претендентов на свою историческую истинность, место настоящему Дмитрию есть. Так почему бы нам не рассмотреть его кандидатуру первой?

Потому что существует главное возражение против него, а именно, - что он был убит.

Это очень весомый аргумент против Дмитрия. Но при внимательном изучении всех остальных - единственный.

А если, все-таки, он не был убит? Могло ли случиться такое?
Хотя это и не слишком вероятно, назовем несколько гипотетически возможных вариантов спасения Дмитрия:

- замена настоящего Дмитрия двойником (или просто очень похожим на него мальчиком) задолго (под-вариант) или непосредственно перед (еще один под-вариант) фатальной игрой с ножом (даже сразу после переезда в Углич!);
- замена уже раненого (а потом - выжившего) Дмитрия двойником (для обеспечения возможности похорон самого двойника, его пришлось бы таки убить; и есть сведения, что на самом деле был убит сторонний мальчик по фамилии Истомин);
- сговор родственников и ближайшего окружения семьи Дмитрия и розыгрыш всей сцены убийства/самоубийства с целью сохранения жизни царевича (ведь угроза, потенциально исходящая от Бориса Годунова, ожидалась и ощущалась все время);
- глобальный сговор семейства Нагих (родственников матери Дмитрия) с частью жителей Углича, участвовавших в расправе над людьми Годунова, с целью полной дезориентации комиссии Шуйского (а самим этим людям, - чтобы избежать ответственности за ничем не оправданный самосуд).

Записанные "как под диктовку" показания "свидетелей" могли быть действительно продиктованными им. Только не Шуйским, а самой Нагой (или ее братом).

И пока в Угличе идет расследование, Дмитрий с помощью особенно доверенных людей благополучно удаляется в более удаленное от Москвы место. А то и вообще, давным-давно, ничего не подозревая, живет себе среди поляков и учится у них уму-разуму и европейской культуре…

Эти варианты (а возможны ведь и другие "чудеса"!) выглядят, возможно, не особо правдоподобно, зато обеспечивают Дмитрию теоретическую возможность остаться в живых и на время скрыться из поля зрения всех своих недругов.

Одного из них (замена перед убийством) придерживался позже исам Самозванец. Его невеста, а потом супруга Марина Мнишек, в своем дневнике описывает это так:

"Был при царевиче там же некий доктор, родом влах. Он, узнав об этой измене [подготовке людей Годунова к убийству; но из последующего описания видно - задолго до несчастного случая с ножом - Авт.], предотвратил ее немедленно таким образом. Нашёл ребенка, похожего на царевича, взял его в покои и велел ему всегда с царевичем разговаривать и даже спать в одной постели.
Когда тот ребенок засыпал, доктор, не говоря никому, перекладывал царевича на другую кровать. И так он все это с ними долгое время проделывал.
В результате, когда изменники вознамерились исполнить свой замысел и ворвались в покои, найдя там царевичеву спальню, они удушили другого ребенка, находившегося в постели, и тело унесли. После чего распространилось известие об убийстве царевича, и начался большой мятеж.
Как только об этом стало известно, сразу послали за изменниками в погоню, несколько десятков их убили и тело отняли.
Тем временем тот влах, видя, как нерадив был в своих делах Фёдор, старший брат, и то, что всею землею владел он, конюший Борис, решил, что хоть не теперь, однако когда-нибудь это дитя ожидает смерть от руки предателя. Взял он его тайно и уехал с ним к самому Ледовитому морю и там его скрывал, выдавая за обыкновенного ребёнка, не объявляя ему ничего до своей смерти. Потом перед смертью советовал ребенку, чтобы тот не открывался никому, пока не достигнет совершеннолетия, и чтобы стал чернецом. Что по совету его царевич исполнил и жил в монастырях". [Под каким нибудь вымышленным именем, например, хоть и Григорий Отрепьев - Авт.].

Ну разве можно твердо утверждать, что такого не могло быть? Весьма правдоподобная история!

Главными же и общеизвестными аргументами в пользу признания Дмитрия являются родовой нательный крест (золотой, со святыми мощами и драгоценными камнями) и признание его личности родной матерью. (Хотя эти же "аргументы" мог использовать и любой самозванец. Как - будет показано далее).

То, что Мария/Марфа так же легко и отреклась от него (после убийства царя, носившего имя Дмитрия Иоанновича и официально считающегося теперь Лжедмитрием) - неправда. Когда ее попросили опознать тело убитого, и спросили "Твой ли это сын?", она ответила: "Надо было раньше спрашивать, пока он был жив, а теперь уже - не мой". (См. подтему Убийство). Это ведь намек на то, что его душа уже отлетела на небеса, а не отречение!
А наши историки обычно сокращают ее ответ до "Не мой". А потом утверждают, что Марфа "с легкостью" отреклась от него. Оставим это на совести профессионалов.

Показателен случай в польском городе Брагине, где служил московский перебежчик, некий Петрушка, в Польше носивший фамилию Пиотровский. Петрушка уверял, что когда-то служил в Угличе при особе царевича. Легенда(?) утверждает, что претендент немедленно узнал Петрушку в толпе челядинцев и обратился к нему - после чего, отбросив всякие сомнения, местный князь Адам Вишневецкий окружил царевича соответствующей его положению роскошью. (А позже - и представил его королю. Так что это вряд ли легенда!)

Очень важными являются утверждения современников, что Дмитрий по всей видимости никогда не "играл" некую роль, но искренне считал себя царевичем. В частности, он не боялся разоблачений из Польши и после своего воцарения смело пошел на обострение отношений с Сигизмундом. Он также весьма смело и неосмотрительно помиловал Василия Шуйского, уличенного в заговоре против него, хотя имел прекрасную возможность избавиться от нежелательного врага и свидетеля событий в Угличе.

Среди историков даже существует мнение, что "Дмитрия было проще спасти, чем подделать" (Н.И.Костомаров).

Если верна именно эта версия сути нашего главного действующего лица, то все последующие обстоятельства его деятельности вполне логичны и не требуют никаких особых объяснений. А приставку "лже" в наименовании самозванца ("Лжедмитрий") было бы логично просто отбросить.

Хотя само слово "самозванец", по-прежнему, может применяться и к самому настоящему Дмитрию - его ведь никто не звал! (Это как в кино - "Не виноватая я, он сам пришел!"

Эту версию считает допустимой и Н.И.Костомаров. Более того, он ставит ее на первое место и выставляет наибольшее количество аргументов именно за нее.

Основные сомнения этого специалиста - не появление Дмитрия после смерти Федора Ивановича, когда еще несколько недель ломался и отказывался от короны Борис Годунов, а также не всегда достойное поведение самозваного Дмитрия уже в качестве царя (в частности, связь с Ксенией Годуновой).

Первое сомнение можно объяснить тем, что в момент смерти Федора Дмитрию было только 16 лет. В соответствии с польскими понятиями того времени (практически совпадающими с нашими современными), это был еще юноша, почти мальчишка, не готовый к политической борьбе и придворным интригам. Кроме того, телефонов, радио и телевидения тогда не было, известия распространялись крайне медленно. Поэтому Дмитрий мог узнать о событиях в Москве с большим опозданием.

Второе вообще не требует пояснений. 23-24 года - самое нормальное время для проявления интереса к молодым и красивым особам противоположного пола.

Получается, 2-я версия совсем не исключает первой.

Большинство исследователей отождествляют Лжедмитрия I именно с беглым монахом Чудова монастыря Григорием Отрепьевым. (Хотя, как показано выше, им вполне мог быть и скрывавшийся долгое время сам царевич Дмитрий, использовавший вымышленное имя)

Впервые Дмитрия/Лжедмитрия отождествил с Григорием Отрепьевым Борис Годунов в своей переписке с польским королём Сигизмундом (как бы, предупреждая его о связи с авантюристом).

Подлинный Юрий (в иночестве - Григорий) Отрепьев принадлежал к знатному, но обедневшему роду Нелидовых, выходцев из Литвы, один из представителей которого, Давид Фарисеев, получил от Ивана III нелестную кличку "Отрепьев". Считается, что Юрий был на год или два старше царевича. Родился в Галиче, Костромской волости (Их два!).
Отец Юрия, Богдан, вынужден был арендовать землю у Никиты Романовича Захарьина (отца патриарха Филарета, в миру - Федора Романова, и деда будущего царя Михаила, основателя династии Романовых), чье имение находилось тут же по соседству. Он погиб в пьяной драке, когда оба сына - Юрий и его младший брат Василий, были ещё малы, так что воспитанием сыновей занималась его вдова.

Ребёнок оказался весьма способным, легко выучился чтению и письму, причём успехи его были таковы, что решено было отправить его в Москву, где он в дальнейшем поступил на службу к Михаилу Никитичу Романову (брату патриарха). Спасаясь от смертной казни во время расправы с романовским кружком постригся в Железноборковском монастыре, расположенном неподалеку от родительского поместья.

Однако простая и непритязательная жизнь провинциального монаха его не привлекала: после скитания по монастырям он в конечном итоге вернулся в столицу, где по протекции своего деда Елизария Замятни поступил в аристократический Чудов монастырь. Там грамотного монаха довольно быстро заметили, назначили "крестовым дьяком", поручили переписку книг, определили в качестве писца в "государевой Думе".

По официальной версии, выдвинутой правительством Годунова, именно в Чудовом монастыре будущий претендент начал подготовку к своей роли. Сохранились свидетельства чудовских монахов о том, что он расспрашивал их о подробностях убийства царевича Дмитрия, а также о правилах и этикете придворной жизни. (Находясь в Кремле, он имел возможность наблюдать за нею и воочию). Со временем "чернец Гришка" начал весьма неосмотрительно хвалиться тем, что когда-нибудь сам займёт царский престол. Похвальбу эту ростовский митрополит Иона донес до царских ушей, за что Борис приказал сослать монаха в отдалённый Кириллов монастырь. Но дьяк Смирной-Васильев, которому было это поручено, по просьбе другого дьяка Семёна Ефимьева отложил исполнение приказа, а потом и совсем забыл о нём. Неизвестно кем предупреждённый Григорий сбежал в Галич, затем в Муром, в Борисоглебский монастырь, а далее - на лошади, полученной от настоятеля, - через Москву в Речь Посполитую, в частности, в Самбор, расположенный в нынешней Львовской области, где и объявил себя "чудесно спасшимся царевичем".

Главными аргументами самого Григория в пользу того, что он и есть Дмитрий-царевич, были имевшийся у него родовой нательный крест семейства Ивана Грозного, а еще позже, уже после его триумфального входа в Москву, - признание его матерью Дмитрия.

Однако, в этом месте статьи (с подзаголовком "Григорий Отрепьев") мы должны (для объективного и всестороннего анализа) в первую очередь выискивать возможность (и доказательства) того, что он является как раз Отрепьевым. Поэтому рассмотрим сначала золотой крест, инкрустированный драгоценными камнями.

Во-первых, он мог быть подделан. Если задаться такой целью, которую поставил перед собой Григорий, то можно и пойти на соответствующие материальные затраты. Тем более что все первые зрители, которым он его предъявлял (жители Польши), никогда в жизни не видели оригинала.
А русские и москвичи (уже позже) видели его только на расстоянии, на самом самозванце. В своих руках никто его не держал. А даже если бы и держал, какой вывод он мог бы сделать? Не говоря уже о том, что в те времена никто и не думал подвергать его экспертизе.

Во-вторых, Григорий вполне мог быть в сговоре с Марфой (бывшей Марией). Документально подтверждено (запись в т. н. Пискарёвском летописце), что Отрепьев сумел перед бегством в Польшу проникнуть в монастырь, где жила опальная царица, где "...неведомо каким вражьим наветом, прельстил царицу и сказал ей воровство свое. И она ему дала крест злат с мощьми и камением драгим сына своего, благовернаго царевича Дмитрея Ивановича Углецкого".

Очевидно, просто рассказал ей о своих планах, показал, что с их помощью можно отомстить Годунову, свергнув его с престола. (Если это был таки Григорий, то отомстить за Дмитрия, а если сам Дмитрий, то за многолетнее преследование и изгнание. То есть, этот аргумент подходит для обоих претендентов). И Марфа вполне могла отдать данному посетителю (кто бы им ни был) нательный крест царевича Дмитрия для реализации этих планов. По этим же соображениям, ей также ничего не стоило в нужный момент признать в новом царе своего сына.

Косвенными доводами того, что самозванцем был именно Григорий, является его постоянное уклонение от встреч с бывшими монахами Чудова монастыря и другими людьми, знавшими Григория лично. [Хотя совсем это не исключает и варианта, что они "оба" были одним и тем же лицом. А соученики, конечно, знали его только под именем Грирория].

Точно так же подтверждают авторство Григория письма Самозванца, написанные церковнославянским стилем и с личными подробностями, которые могли быть известны только ему.

Серьёзным доводом в пользу тождественности Лжедмитрия I с Отрепьевым считается акварельный портрет самозванца, обнаруженный в 1966 году в Дармштадте американским исследователем Ф.Бабуром (см. в заглавии темы). На портрете стоит латинская надпись "Demetrius Iwanowice Magnus Dux Moschoviae 1604. Aetatis swem 23", то есть "Дмитрий Иванович Великий Князь Московии 1604. В возрасте своём 23". Надпись сделана с характерными ошибками - путаницей между буквами "z" и "e" при написании польских слов. Портрет важен хотя бы потому, что реальному царевичу, останься он жив, в 1604-м году (даже к его концу) исполнилось бы только 22 года, в то время как Отрепьев как раз и был на год его старше. Впрочем, один год мог прибавить себе и сам Дмитрий, например, для солидности, а мог в последний момент сделать ошибку и сам художник (раз он допускал ошибки и в буквах).

Главными аргументами против того, что самозванцем был Отрепьев, являются "европейская образованность", свободное владение им польским языком (хотя что мешает талантливому человеку, пребывая в Польше, в совершенстве изучить язык, тем более, близкий?) и прекрасное владение саблей (монах, мол, не мог так фехтовать; хотя, почему бы ему не научиться в Польше еще и этому?)

Костомаров ставит эту версию на последнее место. Главным образом потому, что новому царю приходилось чуть ли не каждый день встречаться в боярской думе ("сенате") с боярами и духовенством, прекрасно знавшим в лицо Григория Отрепьева по его службе в Чудовом монастыре, и никто из них с разоблачениями не выступал. (Значит, это был не Отрепьев? Тогда смотри далее версию о двух друзьях-заговорщиках.)

Постоянное противоставление Дмитрия и Самозванца в трудах историков-биографов все время уходит от возможности, что это одно и то же лицо. Включая и его проживание (инкогнито) в детско-юношеские годы в семье Нелидовых. Что Дмитрий, в итоге, явился и вызвался на "должность" царя сам, по своей инициативе. Вот вам и "самозванец"!

При совместных действиях двух заговорщиков, путаница между ними (и периодическое попадание каждого из них впросак) могла возникать еще и потому, что они, в разных случаях, могли показываться на люди (или изображать из себя царевича) по очереди. А фото и телевидения тогда еще не было.

Стефан Баторий - избранный (как и большинство других) король Польши. Но по национальному происхождению - венгр. (Это он писал Ивану Грозному разгромные письма, пример см. выше).

По этой версии Григорий Отрепьев бежал на Днепр с заданием от московской знати, недовольной правлением Бориса Годунова, найти и представить к польскому двору подходящего самозванца, который мог сыграть роль погибшего царевича. [Честно говоря, не особо правдоподобная ситуация].

"Монаха подгонять не пришлось; прибыв на польский рубеж, на Борисфен [Днепр - Авт.] в Белоруссии (которая принадлежит польской короне), он немедля расставил сети и заполучил, наконец, такого, какого ему хотелось, а именно - благородного, храброго юношу, который, как мне поведали знатные поляки, был незаконным сыном бывшего польского короля Стефана Батория. Этого юношу монах научил всему, что было нужно для выполнения замысла." (Конрад Буссов)

Тот же Отрепьев, по словам Буссова, передал подученному им самозванцу нательный крест с именем Димитрия и в дальнейшем вербовал для него людей в Диком поле.

Совпадает в этой версии с реалиями жизни и то, что, по некоторым свидетельствам, Самозванец держал при себе некоего монаха по имени… Григорий Отрепьев(!)

Современные исследователи, критикующие теорию о "транзитном" (через Польшу) происхождении самозванца, обращают внимание на его "слишком легкое" вхождение в страну, где даже один из самых ловких царских дипломатов дьяк Афанасий Власьев казался неуклюжим и необразованным "московитом" [так надо же понимать, что возможный сын Батория, поляк по проживанию, но венгр по происхождению, не имел бы никаких проблем с европейским стилем поведения! - Авт.], его умение ловко танцевать и ездить верхом, стрелять и владеть саблей [то же самое], а также на его якобы "немосковский" говор [возможно, венгерский акцент], при том что, по сохранившимся сведениям, он совершенно свободно говорил по-польски [свободно, но, возможно, с венгерским акцентом].

Противники этой версии в свою очередь указывают на то, что Лжедмитрий I писал с ужасающими ошибками по-польски и по-латыни [а на деле, они тем самым косвенно подтверждают возможные венгерские корни самозванца - Авт.], а также на видимую приверженность его православию [на самом деле Лжедмитрий I был приверженцем свободы совести, в том смысле, что он одинаково хорошо относился как к православию, так и к католицизму]. Указывают также на недоверие к нему поляков и самого папы [ну, еще бы им особо доверять ему, венгру по происхождению, отправляемому в Россию!].

В общем, эта версия довольно логична и разумна. А отрицательных моментов в ней не так уж и много. Даже то, что он "узнал" в Самборе одного из бывших монахов Чудова монастыря легко объясняется, если при Батории-младшем (будущем Самозванце) был тогда в качестве прислуги настоящий Григорий Отрепьев.

Нательный крест и "узнавание" матерью объясняются по той же схеме, что и у самого Григория (сговор Отрепьева с Марфой с целью мести Годунову, см. выше).

Есть и другие версии о личности самозванца, но ни одна из них не объясняет большинства событий и обстоятельств, имевших место с самозваным царем России, официально названным Дмитрием Ивановичем.

Наиболее достоверной считается версия о Григории Отрепьеве, но из-за недостаточности достоверных документальных доказательств окончательно не исключается ни одна другая.

Для раскрытия дальнейших событий будем именовать нашего главного героя, все-таки, Самозванцем, с большой буквы, как бы, - вместо общего для всех претендентов имени, и самозванцем (с маленькой буквы - в понимании способа его действий) или Лжедмитрием (понимая, что это именно Лжедмитрий I, в отличие от последующих за ним других Лжедмитриев) - в явно неправдоподобных ситуациях. Сути дела это не меняет. Если же использовать имена претендентов, то получается, что мы сразу склоняемся к определенной версии (а это, все-таки, не так).
А в период после официального возведения на царство будем уже именовать его Дмитрием или Дмитрием Иоанновичем (как это тогда и было).

Итак, Самозванец побывал сначала в Брагине, Киеве, возможно, - на Запорожской Сечи и оказался наконец в Самборе (неподалеку от Львова). Там он остановился у местного воеводы Юрия Мнишека. Познакомился с его дочерью Марианной (Мариной). Молодые люди полюбили друг друга. Во время болезни (скорее всего, притворной) Самозванец открыл воеводе и его дочери "тайну" своего царского происхождения, предъявив фамильный крест и особые личные приметы (асимметрия строения тела, характерная бородавка; правда, вряд ли кто-то знал, какой она должна была быть на самом деле).

После того, как Самозванец в толпе узнал Петрушу/Пиотровского (бывшего слугу Дмитрия-царевича в Угличе), сомнений в его подлинности не осталось ни у кого, и местный князь Казимир Вишневецкий (по другим сведениям - Адам) повез Самозванца на аудиенцию к королю Сигизмунду.

Неизвестно, поверил ли сам Сигизмунд в версию Самозванца, но он сообразил, что данного человека можно использовать для борьбы против московского царя Бориса Годунова и внедрения католицизма в России. Сам Самозванец, якобы, принял католицизм в ордене иезуитов и поклялся нести его русским. За это король выделил ему вооруженный отряд и дал свое благословение.

Военные действия в России с участием Самозванца мы в этой теме рассматривать не будем. Отметим только, что большинство городов на его пути охотно принимало версию чудесно спасшегося Дмитрия, открывали ему городские ворота и присягали "истинному" царю.

Задержка (на 2 года!) наступления Самозванца на Москву случилась только в результате вооруженного столкновения с правительственными войсками под руководством В.Шуйского.

За это время Самозванец сильно укрепил свое войско за счет добровольно присоединяющихся к нему казаков (донских, волжских и днепровских), а также дружин из городов, признавших его.

Надо отметить, что польская часть войска была наименее дисциплинированной, не смотря на имеющуюся воинскую выучку. А казаческая часть армии Самозванца только и мечтала о том, чтобы побыстрее захватить Москву и приступить к грабежам ее богатого населения.

Уже во время этого похода Самозванца аудиенцию у короля получила также и Марина Мнишек. Она получила его (и папского посла) согласие на брак с претендентом на русский трон, а также поручение о ее дополнительном влиянии на будущего царя для внедрения католицизма в России и объединению церквей под руководством Папы Римского. Но Марина была очень амбициозной и гордой, и заявила, что выйдет замуж за Дмитрия только после того, когда он станет царем.

Наступили последние дни похода войск Самозванца. Выжидая удобного момента и согласовывая все детали с Боярской думой, он провел три дня у ворот столицы. Наконец, 20 июня 1605 года с большой помпой, под праздничный звон колоколов и приветственные крики толпы, теснившейся по обеим сторонам дороги, претендент въехал в Москву.

По воспоминаниям современников, он появился верхом, в украшенной золотом одежде, в богатом ожерелье, на пышно убранном коне, в сопровождении свиты из бояр и окольничих. В Кремле его ожидало духовенство с образами и хоругвями. [То есть, были готовы признать, и признали!]

Помолившись вначале в Успенском и Архангельском соборах, самозванец лил слёзы у гроба своего предполагаемого отца - Ивана Грозного. Но не осталось незамеченным, что вместе с ним в собор вошли чужеземцы, да и сам царь не по-московски прикладывался к образам. Впрочем, эти мелкие несоответствия списали на то, что Дмитрий слишком долго жил на чужбине и мог подзабыть русские обычаи.

Сопровождавший его Богдан Бельский, поднявшись на Лобное место, снял с себя крест и образ Николы Чудотворца и произнес краткую речь:

"Православные! Благодарите Бога за спасение нашего солнышка, государя царя, Димитрия Ивановича. Как бы вас лихие люди не смущали, ничему не верьте. Это истинный сын царя Ивана Васильевича. В уверение я целую перед вами Животворящий Крест и Св. Николу Чудотворца".

Приближенные торопили "Дмитрия" с венчанием на царство, но претендент настоял на том, чтобы вначале встретиться с матерью ("матерью"?) - царицей Марией Нагой (Марфой). За ней был отправлен князь Михаил Васильевич Скопин-Шуйский.

18 июля Марфа прибыла из ссылки. Её встреча с сыном ("сыном"?) произошла в подмосковном селе Тайнинском на глазах огромного количества народа. По воспоминаниям современников, Дмитрий соскочил с коня и бросился к карете, а Марфа, откинув боковой занавес, приняла его в объятья. Оба рыдали, и весь дальнейший путь до Москвы Дмитрий проделал пешком, идя рядом с каретой. [Именно это и подозрительно. Возможно, мать просто не хотела видеть его рядом с собой.]

Царица Мария/Марфа помещена была в Кремлевском Вознесенском монастыре, а будущий царь навещал ее там каждый день и спрашивал благословения при каждом серьёзном решении.

Спустя несколько дней в Москве был раскрыт первый заговор, направленный на свержение и убийство Дмитрия. По доносу купца по имени Фёдор Конев "со товарищи", открылось, что против нового царя злоумышлял князь Василий Шуйский, распространявший по Москве слухи, что претендент на самом деле является расстригой Отрепьевым и замышляет разрушение церквей и искоренение православной веры.

Шуйский был схвачен, но царь Дмитрий передал решение его участи в руки Земского собора. По сохранившимся документам, претендент на царство был столь красноречив, и столь умело уличал Шуйского "в воровстве его", что собор единодушно приговорил изменника к смертной казни.

25 июля Шуйский был возведен на плаху, но неожиданно приказом "царя Димитрия Ивановича" был помилован и отправлен в Вятскую ссылку. Но были казнены дворянин Петр Тургенев и купец Федор Калачник - последний, якобы, даже на плахе называл царя самозванцем и расстригой.

30 июля 1605 года новоназначенный (24 июля) патриарх Игнатий венчал Дмитрия на царство. Дмитрий короновался "венцом" Годунова, приняв его из рук нового патриарха, бояре поднесли скипетр и державу.
Царский дворец был разукрашен соответственно событию, путь от Успенского собора был устлан златотканым бархатом, когда царь появился на пороге, бояре осыпали его дождем из золотых монет.

Впрочем, новому царю потребовались деньги, в частности на свадебные выплаты и подарки, на вознаграждение "верным" - так как после переворота многим боярам и окольничим выплачивался двойной оклад, а также на готовящийся поход против турок. Потому в других районах страны суммы налоговых сборов значительно выросли, что привело к началу волнений.

Новый царь, не имея возможности или не желая действовать силой, пошёл на уступки восстававшим - крестьянам разрешили уходить от помещика, если тот не кормил их во время голода, запрещена была потомственная запись в холопство. Более того, холоп должен был служить только тому, кому добровольно "запродался", тем переходя скорее на положение наёмника.

Экономическое положение страны улучшилось, но все же отличалось нестабильностью. Сознавая это, Лжедмитрий попытался исправить положение за счет обложения ясаком (налогом, данью) сибирских остяков и татар.

В законодательном порядке запрещено было мздоимство (взяточничество).
Срок преследования беглых установлен в пять лет.
Возвращению прежним хозяева подлежали все крестьяне, бежавшие за год до начала "голодных лет" или же после них, или те, кто бежал во время голода, захватив свое имущество - то есть, не с целью спасения жизни.
Бежавшие во время голода закреплялись за новым помещиком, кормившим их в трудное время.
В закон не включались те, кто сумел удалиться от прежнего места проживания более чем на 200 верст. Путивль, оказавший огромные услуги будущему царю, был освобождён от всех податей на 10 лет.

Дмитрий, якобы, однажды заметил, что "Есть два способа царствовать, милосердием и щедростью или суровостью и казнями; я избрал первый способ; я дал Богу обет не проливать крови подданных и исполню его". Также отмечали, что он обрывал всякого, желавшего подольститься к нему, дурно отзываясь о правлении Бориса. В таком случае, Дмитрий замечал льстецу, что тот, как и все прочие "ставил Бориса на царство", теперь же хулит.

Чтобы уменьшить злоупотребления при сборе податей, Дмитрий обязал сами "земли" отправлять с выборными людьми соответствующие суммы в столицу. Взяточников приказано было водить по городу, повесив на шею денежную мошну, меха, жемчуг - или даже солёную рыбу - то, чем бралась взятка, и бить палками. Дворяне были избавлены от телесных наказаний, зато вынуждены были за те же преступления выплачивать большие штрафы.

Новый царь изменил состав Думы, введя в него в качестве постоянных членов представителей высшего духовенства, и отныне повелел Думе зваться "сенатом".
Во время своего недолгого правления царь почти ежедневно присутствовал на заседаниях и участвовал в спорах и решениях государственных дел.
По средам и субботам давал аудиенции, принимал челобитные и часто гулял по городу, общаясь с ремесленниками, торговцами, простыми людьми.

Он также оказал покровительство печатнику "Андронову, сыну Невежина", который 5 июля 1605 г. приступил к печатанию "Апостола" в "царской его величества друкарне". Работа была благополучно завершена 18 марта 1606 г.

Были у него и другие прогрессивные нововведения. Однако, многим не нравилось, что в царский дворец стали вхожи иноплеменники и иноверцы, а также то, что царь учредил при своей особе иностранную гвардию, которая должна была обеспечивать его личную безопасность.

Дмитрий убрал препятствия к выезду из государства и передвижению внутри него, англичане, бывшие в то время в Москве, замечали, что такой свободы не знало ещё ни одно европейское государство.
В большинстве своих действий частью современных историков Лжедмитрий признаётся как новатор, который стремился европеизировать государство. Это отразилось даже в его титуловании (сам он подписывался как император, правда, с ошибками - "in perator", хотя его официальный титул был иной: "Мы, пресветлейший и непобедимейший Монарх Дмитрий Иванович, Божиею милостию, Цесарь и Великий Князь всея России, и всех Татарских царств и иных многих Московской монархии покорённых областей Государь и Царь").

В это же время Дмитрий начал планировать войну с турками, планируя нанести удар по Азову и присоединить к Московии устье Дона. Приказал отливать на Пушечном дворе новые мортиры, пушки, ружья. Сам обучал стрельцов пушечному делу и штурму земляных крепостей, причем, по воспоминаниям современников лез на валы, несмотря на то, что его бесцеремонно толкали, сбивали с ног и давили.

На реке Вороне, притоке Дона, приказано было строить суда. В Крым отправлено было посольство с объявлением войны. Сам Дмитрий собирался весной отправиться в Елец и провести вместе с войском все лето. Часть новгородского ополчения, которое составляли дворяне и дети боярские были вызваны в Москву для похода на Азов.

При этом, он начал искать союзников на Западе, в особенности у Папы Римского и польского короля. В предполагаемый союз предполагалось включить также германского императора, французского короля и венецианцев. На это и на признание его "императором московским" была направлена почти вся дипломатическая деятельность самозванца. Но серьезной поддержки так и не получил из-за отказа выполнить данные ранее обещания по уступке земель и поддержке католической веры.

Польскому послу он заявил, что не может пойти, как было обещано ранее, на территориальные уступки Речи Посполитой - вместо этого он предлагал отплатить за помощь деньгами. Также было отказано во въезде иезуитам, и если католикам действительно была предоставлена свобода вероисповедания, то это было сделано также в отношении христиан других толков - в частности, протестантов. Планы о войне против Швеции также не осуществились - возможно, из-за сопротивления думских бояр.

В декабре 1605 г. по воспоминаниям польского гетмана Жолкевского, в Польшу был послан швед Пётр Петрей с тайным поручением сообщить Сигизмунду о самозванстве Дмитрия, и таким образом окончательно оставить его без помощи Речи Посполитой. Петрей выполнил свое поручение, но король, сохранив самообладание, под страхом смерти запретил ему разглашать подобную информацию (мы уже предполагали такое и раньше). Вскоре в Варшаву прибыл сын боярский Иван Безобразов с тем же поручением. Никаких особых последствий не наступило и в этом случае.

Вот с кого в будущем мог брать (а, может, и брал) пример будущий император Петр Алексеевич!

Согласно сохранившимся документам и воспоминаниям, монахов Дмитрий не любил, прямо называя их "дармоедами" и "лицемерами". Более того, он приказал сделать опись монастырских владений и грозился отобрать все "лишнее" и употребить его на защиту православной веры не на словах, а на деле. Также не проявлял он фанатизма в религиозных вопросах, предоставив свободу совести своим подданным. Он объяснял это тем, что и католики и протестанты и православные верят в одного бога, разница только в обрядах. Последние, по его мнению, произведение рук человеческих и то, что решил один собор, другой так же легко может отменить.

Исключительно разумная позиция и ее объяснение!

Однако он считался с привычками своих подданных, В частности, настоял на том, чтобы прибывшая в Москву Марина Мнишек наружно исполняла православные обряды.
Вспоминали, что новый царь любил поговорить, удивлял начитанностью и знаниями, в спорах часто приводил в доказательство факты из жизни других народов или истории из собственного прошлого.

Любил поесть, но после обеда не спал, что было не в обычае прежних царей, не ходил в баню, не позволял постоянно кропить себя святой водой, шокировал москвичей, привыкших к тому, что царь должен был выглядеть степенно и ходить, ведомый под руку ближними боярами, тем, что свободно разгуливал по комнатам, так, что телохранители порой не могли найти его.
Любил ходить по городу, заглядывать в мастерские и заводить разговоры с первым встречным.

Отлично умел обращаться с лошадьми, ездил на медвежью охоту, любил весёлую жизнь и развлечения. Сумрачный Кремлёвский дворец ему пришёлся не по душе, и Дмитрий приказал выстроить для себя и для будущей жены два деревянных дворца. Его личный дворец был высок, но невелик по размеру и состоял из огромных сеней, уставленных шкафами с серебряной посудой и четырех комнат, полы в которых были покрыты персидскими коврами, потолки покрыты резьбой, а печи украшены изразцами и серебряными решетками.

Ещё одним нововведением была музыка, звучавшая во время обедов. Любил он устраивать праздники и пиры для придворных.
В отличие от прежних царей, он оставил преследование скоморохов, не запрещены были больше ни карты, ни шахматы, ни пляски, ни песни.

Одной из слабостей Дмитрия были женщины, в том числе жёны и дочери бояр, которые фактически становились вольными или невольными наложницами царя. В числе них оказалась даже дочь Бориса Годунова Ксения, которую по причине её красоты Самозванец пощадил при истреблении рода Годуновых, а потом несколько месяцев держал при себе. Позже, накануне приезда Марины Мнишек в Москву, Дмитрий сослал Ксению во Владимирский монастырь, где её постригли под именем Ольги. В монастыре она, по малодостоверным слухам, родила сына.

Наверх

В это время сложилась двойственная по отношению к Дмитрию ситуация: с одной стороны народ его любил, а с другой подозревал в самозванстве.

Зимой 1605 г. схвачен был чудовский монах, во всеуслышание заявлявший, что на престоле сидит Гришка Отрепьев, которого "он сам грамоте учил".

Ну и что? Объяснения причин возможности таких ситуаций уже даны ранеее.

Монаха подвергли пытке, но ничего не добившись, утопили в Москве-Реке вместе с несколькими его сотоварищами. Ту же (или похожую) историю иначе излагают польские источники - если верить им, для этого был подкуплен кто-то из священников царского храма.

Почти с первого дня по столице прокатилась волна недовольства из-за несоблюдения царём церковных постов и нарушения русских обычаев в одежде и быту, его расположения к иностранцам, обещания жениться на полячке и затеваемой войны с Турцией и Швецией.

Во главе недовольных стояли Василий Шуйский, Василий Голицын, князь Куракин и наиболее консервативно настроенные представители духовного звания. Раздражало народ то, что царь чем дальше, тем явственней насмехался над московскими предрассудками, одевался в иноземное платье и будто нарочно дразнил бояр, приказывая подавать к столу телятину, которую русские не ели (!)

Считается, что Василий Шуйский и не скрывал своих подлинных мыслей, прямо высказываясь в кружке заговорщиков, что Дмитрий был "посажен на царство" с единственной целью - свалить Годуновых, а теперь же пришло время свалить и его самого.
Для убийства царя были наняты стрельцы и убийца Фёдора Годунова - Шерефединов. 8 января 1606 года ворвавшись во дворец, неорганизованный отряд заговорщиков преждевременно выдал себя, подняв шум и переполох, покушение провалилось, и если Шерефединов сумел бежать, семеро его подручных были схвачены.

Дмитрий с Красного крыльца упрекал московский люд, в том, что его "безвинно" попрекают самозванством - в то время как порукой ему признание матери и верховных бояр. Говорил, что за время своей недолгой ещё жизни он "живота не жалел" ради счастья подданных. Присутствовавшие, упав на колени, со слезами клялись в своей невиновности. Семеро заговорщиков, выведенные на крыльцо Петром Басмановым, сразу после ухода царя во внутренние покои были растерзаны толпой.

Исполняя своё обещание вступить в брак с Мариной Мнишек, Дмитрий отправил в Польшу дьяка Афанасия Власьева, 12 ноября в присутствии короля Сигизмунда совершившего с ней обряд обручения, на котором дьяк представлял царственного жениха.

Иногда полагают, что дополнительным фактором, определявшим нетерпение царственного жениха, было польское войско, на преданность которого он спешил опереться, чувствуя непрочность своего положения. Дмитрий настойчиво приглашал Марину вместе с отцом в Москву, но Юрий Мнишек предпочёл выжидать, вероятно, не будучи абсолютно уверен в том, что будущий зять крепко сидит на троне.

Окончательно решился он на поездку весной 1606 года, встревоженный слухами, что ветреный Дмитрий уже несколько месяцев не отпускает от себя Ксению Годунову. "Поелику, - писал Юрий Мнишек, - известная царевна, Борисова дочь, близко вас находится, благоволите, вняв совету благоразумных людей, от себя её отдалить". Условие было выполнено, кроме того в качестве свадебных подарков в Самбор было отправлено около 200 тыс. злотых и 6 тыс. золотых дублонов.

24 апреля 1606 года вместе с Юрием Мнишеком и его дочерью в Москву прибыли поляки - около 2 тысяч человек - знатные шляхтичи, паны, князья и их свита которым на дары Дмитрий дополнительно выделил огромные суммы, в частности, одна только шкатулка с драгоценностями полученная Мариной в качестве свадебного подарка стоила порядка 500 тыс. золотых рублей, и еще 100 тыс. было отправлено в Польшу для уплаты долгов.

Свадьба первоначально была назначена на 4 мая 1606 года, но затем отложена, так как требовалось выработать ритуал хотя бы внешнего принятия Мариной православия. Послушный царю патриарх Игнатий отклонил требование митрополита Гермогена о крещении католички, более того, Гермоген был наказан. Лжедмитрий просил у папы Римского специального разрешения на причащение и миропомазание невесты по греческому обряду, но получил категорический отказ. Миропомазание - как обряд, заменяющий обращение Марины в православие - решено было всё-таки провести.

8 мая 1606 года Марина Мнишек была сначала коронована царицей, а затем совершилось бракосочетание.
На коронацию, по ее собственным воспоминаниям, Марина отправилась в подаренных женихом санях с серебряной упряжью, обитых бархатом, украшенным жемчугами, с подбитой соболями полстью. В церковь вел красный парчовый ковер, царь и царица, одетая "по-московски" в вишнёвый бархат, украшенный жемчугом, трижды целовали корону и крест, после чего Марина приняла миропомазание "по греческому обряду", и была коронована. Ей также были вручены символы власти - скипетр и крест. При выходе из церкви, как то было принято, в толпу бросали деньги, что кончилось неминуемой давкой и дракой.

9 мая, в Николин день, против всех традиций был назначен свадебный пир, который продолжался и на следующий день, причем царь угощал бояр польскими блюдами и вновь телятиной, считавшейся в Москве "поганой едой". Это вызвало глухой ропот, на который самозванец не обратил внимания.
В тот же день, к возмущению москвичей, перед иностранной гвардией выступил лютеранский пастор с проповедью, что раньше было позволяемо только в Немецкой слободе. (Какое было дело москвичам до этого?)

Во время многодневного празднования, в палатах играло до 68 музыкантов. Дмитрий на время отошел от государственных дел, а в это время приехавшие поляки в пьяном разгуле врывались в московские дома, бросались на женщин, грабили прохожих, особенно отличались панские гайдуки, в пьяном угаре стреляя в воздух и вопя, что царь им не указка, так как они сами посадили его на престол.
Этим решили воспользоваться заговорщики.

14 мая 1606 года Василий Шуйский собрал верных ему купцов и служилых людей, вместе с которыми составил план переворота. Отметили дома, в которых они живут, и решили в субботу ударить в набат и призвать народ под предлогом защиты царя (!) к бунту.

15 мая об этом донесли Дмитрию, но тот легкомысленно отмахнулся от предостережения, пригрозив наказать самих доносчиков. Свадебные торжества решено было продолжать, несмотря на то, что со всех сторон поступали тревожные слухи о начавшихся глухих волнениях.

На следующий день был дан бал в новом царском дворце, во время которого играл оркестр из сорока музыкантов, а царь вместе с придворными танцевал и веселился. После окончания праздника, Дмитрий ушел к жене в её недостроенный еще дворец, причём в сенях расположились несколько челядинцев и музыкантов.
Немцы вновь попытались предупредить царя о готовящемся заговоре, но тот снова отмахнулся, со словами "Это вздор, я этого слышать не хочу".

Той же ночью Шуйский именем царя уменьшил немецкую охрану во дворце от 100 до 30 человек, приказал открыть тюрьмы и выдал оружие толпе.

17 мая 1606 года на рассвете по приказу Шуйского ударили в набат на Ильинке, другие пономари также принялись звонить, ещё не зная, в чем дело. Шуйские, Голицын, Татищев въехали на Красную площадь в сопровождении около 200 людей, вооруженных саблями, бердышами и рогатинами. Шуйский кричал, что "литва" пытается убить царя, и требовал, чтобы горожане поднялись в его защиту. Хитрость сделала свое дело, возбужденные москвичи кинулись бить и грабить поляков

Шуйский въехал в Кремль через Спасские ворота, с мечом в одной руке и крестом в другой. Спешившись возле Успенского собора, он приложился к образу Владимирской Божьей матери, и далее приказал толпе "идти на злого еретика".

Разбуженный колокольным звоном Дмитрий, кинулся в свой дворец, где Шуйский сказал ему, что Москва горит. Дмитрий попытался вернуться к жене, чтобы успокоить её и затем ехать на пожар, но толпа уже ломилась в двери, сметая немецких алебардщиков. Далее, как рассказывали очевидцы, в суматохе не обнаружив своего меча, Дмитрий вырвал алебарду у одного из стражников и подступил к дверям с криком: "Прочь! Я вам не Борис!".

Басманов спустился на крыльцо и попытался уговорить толпу разойтись, но Татищев ударил его ножом в сердце.

Дмитрий запер дверь, когда заговорщики стали ломать её, бросился бежать по коридору и выбрался в окно, пытаясь спуститься по лесам, чтобы скрыться в толпе, но оступился и упал с высоты 15 саженей в житный двор, где его подобрали несшие караул стрельцы. Царь был без сознания, с вывихнутой ногой и разбитой грудью.

Стрельцы облили его водой, и когда он пришел в себя, то просил защиты от заговорщиков, обещая им поместья и имущество мятежных бояр, а также семьи мятежников - в холопство.

Стрельцы внесли царя на руках в опустошённый и ограбленный дворец, где попытались защитить от заговорщиков, рвавшихся довершить начатое. В ответ приспешники Татищева и Шуйского стали грозить стрельцам убить их жен и детей, если те не отдадут "вора".

Стрельцы заколебавшись, потребовали, чтобы царица Марфа еще раз подтвердила, что Дмитрий - ее сын, в противном случае - "Бог в нем волен". Заговорщики были вынуждены согласиться, но пока гонец ездил к Марфе за ответом, они с руганью и угрозами требовали от Дмитрия, чтобы он назвал свое настоящее имя, звание и имя своего отца - но Дмитрий до последнего момента твердил, что он сын Грозного, и порукой тому слово его матери. С него сорвали царское платье и вырядили в какие-то лохмотья, тыкали пальцами в глаза и дергали за уши.

Вернувшийся гонец, князь Иван Васильевич Голицын, крикнул, что Марфа ответила, будто ее сын убит в Угличе, после чего из толпы раздались крики и угрозы, вперед выскочил сын боярский Григорий Валуев и сказав, "Что толковать с еретиком: вот я благословляю польского свистуна!", выстрелил в упор. Дмитрия добили мечами и алебардами.

Князь Голицын вполне мог быть сторонником Шуйского, поэтому мог "сообщить" всем всё, что было угодно (Шуйскому).

Тела убитого царя и Басманова приволокли на Красную площадь и сняли с них одежду. Поравнявшись с Вознесенским монастырем, толпа вновь требовала от инокини Марфы ответа - её ли это сын. По свидетельству современников, та дала двусмысленный ответ: "Было бы меня спрашивать, когда он был жив [то есть, Голицын, см.предыдущий абзац, похоже, просто к ней и не ездил! - Авт.], а теперь, когда вы его убили, он уже не мой", по другим источникам [безусловно, просто сократившим ее ответ] - коротко ответила "Не мой".

…Три дня длились надругательства москвичей над телом царя (жестокость, с которой это делалось, здесь упускается; хотя цареубийство и вызвало таки неоднозначную реакцию, многие плакали, глядя на поругание).

Вот она, "загадочная" русская душа. Точнее, московитская.

Сразу после похорон ударили необычайно суровые морозы, уничтожившие траву на полях и уже посеянное зерно. По городу пошли разные слухи (в большинстве - нелепые; здесь все они не воспроизводятся; типа "мёртвый ходит", "земля его не принимает" и т.п.). В конце концов, тело Дмитрия выкопали, сожгли и, смешав пепел с порохом, выстрелили из пушки в ту сторону, откуда он пришел - в сторону Польши.

Удивительная изобретательность жестокости!

За короткое время своего правления (около 11 месяцев) царь Дмитрий Иванович успел сделать очень многое (см. подзаголовок Внутренняя политика). Причем, его преобразования носили исключительно прогрессивный характер. Более масштабные нововведения в России совершил только Петр I, но у него в распоряжении было гораздо больше времени.

Скептики, правда, указывают, что в начале правления доброе и хорошее было присущим и многим другим царям. Так или иначе, российскому менталитету самозваные (Дмитрий, Шуйский) и назначенные (Годунов, опять же - Шуйский) цари были совершенно не по душе (некоторым - и по сегодняшний день).

Пусть даже они были и хорошими, но "не настоящими".

Марина (Марианна) Юрьевна Мнишек (ок. 1588-1606-1614) - дочь сандомирского воеводы Юрия (Ежи) Мнишека и Ядвиги Тарло, и жена Лжедмитрия I, венчанная с ним в мае 1606, незадолго до его гибели, коронованная как русская царица (единственная женщина, коронованная в России до Екатерины I); затем жена выдававшего себя за него Лжедмитрия II. Авантюристка, активно участвовавшая во всех основных событиях Смутного времени.

(При знакомстве с данной темой автор рекомендует пользоваться фрагментом хронологической схемы, размещенной в подтеме Царевич Дмитрий). Место Марины на схеме-диаграмме - справа внизу.

Украшенное романтическими рассказами знакомство Мнишек с Лжедмитрием (об этом см. выше) произошло около 1604 г., и тогда же последний, после своей известной исповеди-"признания", был помолвлен с нею. Но быть женой неизвестного, представившегося царевичем Дмитрием, Марина согласилась лишь из-за желания стать царицей и под влиянием уговоров католического духовенства, избравшего её своим орудием для внедрения католичества в Русское царство. При помолвке ей были обещаны Самозванцем, кроме денег и бриллиантов, Новгород и Псков и предоставлено право исповедовать католичество и выйти за другого(!) в случае неудачи Лжедимитрия.

В ноябре 1605 г. в Варшаве, во дворце короля Сигизмунда, состоялось обручение Марины с дьяком Власьевым, представлявшим лицо жениха (нового русского царя-самозванца), а 3 мая 1606 г. она с большой пышностью, сопровождаемая отцом и многочисленной свитой, въехала в Москву. Через пять дней состоялось венчание и коронование Марины. Подробности свадьбы описаны здесь. Новая царица царствовала в Москве ровно неделю.

После смерти мужа началась для неё бурная и полная лишений жизнь, во время которой она показала много твёрдости характера и находчивости. Не убита во время резни 17 мая только потому, что не была узнана, а затем защищена боярами.

В перемирии России с Польшей было постановлено отправить Марину на родину, с тем, чтобы она больше не называлась московской царицей. На пути она была перехвачена Зборовским и доставлена к Лжедмитрию II в Тушинский лагерь.

Несмотря на отвращение к "Тушинскому вору", Марина "признала" его в качестве каким-то образом спасшегося царя Дмитрия (и даже тайно обвенчалась с ним), потому что видела в нем единственный способ вернуться к "своему" царствованию. Прожила с ним в Тушине более года. С новым мужем, как видно из её писем к Сигизмунду и папе, ей жилось плохо, но ещё хуже стало после его бегства (27 декабря 1609) из Тушина.

Боясь быть убитой, она в гусарском платье, с одной служанкой и несколькими сотнями донских казаков, бежала (в феврале 1610 г.) в Дмитров, а когда город был взят русскими, - в Калугу (там надолго обосновался Тушинский вор, называемый теперь в народе вором Калужским). По видимому, как раз там они и родили сына, т.н. Ивана Дмитриевича, в народном говоре и среди ненавидевших Лжедмитрия II бояр - "воренка". (Хотя в чем был повинен перед ними всеми этот ребенок?)

Через несколько месяцев, после победы отрядов польского короля над русскими войсками, она появилась с мужем под Москвой, в Коломне, а по низвержении Шуйского вела письменные переговоры с Сигизмундом о помощи для занятия Москвы.

Между тем, москвичи присягнули Владиславу Сигизмундовичу, и Марине было предложено отказаться от Москвы и ограничиться Самбором или Гродно. Последовал гордый отказ, и с ним прибавилась новая опасность - быть захваченной в плен, теперь уже и поляками.

Марина с мужем вернулись в Калугу, но вскоре (в декабре 1610 г.) "вор" Лжедмитрий II был убит (на охоте, одним из бывших соратников, в порядке личной мести).

Тогда Марина начала жить с новым своим защитником, атаманом Заруцким, ранее - приближенным Лжедмитрия II.

Выжидая выгодного для себя момента (она все время находилась в иллюзии, что снова обретет власть), до июня 1612 года находилась под Москвой, преимущественно в Коломне, где был и Заруцкий.
Она, сама себя считавшая царицей России, заставила Заруцкого и Трубецкого объявить ее сына наследником престола. (Вскоре после этого Трубецкой покинул ее лагерь).
Казань, Калуга и Вятка присягнули ему как царю.

Подступившее к Москве земское ополчение заставило Марину бежать сначала в Рязанскую землю, потом в Астрахань, наконец, вверх по Яику (реке Уралу). У Медвежьего острова она была настигнута московскими стрельцами и, скованная, вместе с сыном и очередным мужем, доставлена в Москву (июль 1614 г.)

Здесь ее четырёхлетний сын был повешен (за что?)
Современники утверждали, что петля не затянулась на шее мальчика, и он погиб от холода лишь несколько часов спустя…

Заруцкий был посажен на кол, а Марина, по сообщениям русских послов польскому правительству, "умерла с тоски по своей воле"; по другим источникам, она была повешена или утоплена (что наименее вероятно). Еще по одной версии, весьма похожей на правдивую, Марина Мнишек была заточена в Круглой (Маринкиной) башне Коломенского кремля, где и скончалась.

Сохранились многочисленные письма Марины к отцу, королю и Папе Римскому, а также ее дневник.

Перед смертью Марина, якобы, прокляла род Романовых, как раз начинавших свое правление...

Лжедмитрий II, (год и место рождения неизвестны - убит 11 (21) декабря 1610, Калуга) - самозванец, выдававший себя за сына Ивана Грозного царевича Дмитрия и, соответственно, за спасшегося 17 мая 1606 г. Лжедмитрия I. Настоящее его имя и происхождение не установлено, хотя существует множество версий. Несмотря на то, что контролировал значительную территорию Русского государства, в российской историографии (в отличие от Лжедмитрия I) обычно царём не считается. Он же - т.н. Тушинский (или Калужский) вор.

О происхождении Лжедмитрия II источники расходятся во мнениях. Согласно одним данным это - поповский сын с Украины Матвей Верёвкин, согласно другим - неизвестный(?) еврей. О нем тогда писали:

"разумел, если верить одному чужеземному историку, и язык Еврейский, читал Талмуд, книги Раввинов", "Сигизмунд послал Жида, который назвался Димитрием Царевичем".

Особо интересной исторической личностью не был, несмотря на бурные военно-политические страсти вокруг него. Как явление, порожден, очевидно, ненавистью широких слоев населения России к Василию Шуйскому. Тем более, что приверженцев свергнутого царя Дмитрия Ивановича (Самозванца) в Москве оставалось больше чем достаточно, и среди них немедленно стали ходить рассказы о том, что ему удалось спастись.

В контексте данной статьи наиболее интересен тем, что был мужем "настоящей" (и формально - таки настоящей!) русской царицы Марины Мнишек. На этом и строилась его стратегия.

Погиб по глупой неосторожности. Осенью 1609 года у касимовского хана Ураз-Мухаммеда и Лжедмитрия II случился конфликт. За касимовского правителя вступился его родственник, начальник стражи Лжедмитрия, крещёный татарин Пётр Урусов. Но хан был убит, а Урусов посажен на 6 недель в тюрьму, по выходу из которой, однако, был восстановлен в должности.

Во время одной из прогулок Лжедмитрия за пределы Калуги (на охоту), воспользовавшись тем, что с Лжедмитрием была татарская стража и лишь несколько бояр, Пётр Урусов отомстил Лжедмитрию - "прискакав к саням на коне, рассек царя саблей, а младший брат его отсек царю руку".

...Марина убивалась не долго...

Василий Шуйский (на престоле - Василий IV Иоаннович) (1552-1606-1610-1612) О ранних годах Василия Шуйского данных мало. Во время преследования Шуйских Годуновым несколько лет находился в ссылке в Галиче. (Костромском).

В 1591 вёл следствие по делу погибшего царевича Дмитрия. Будучи под строгим надзором Годунова, Шуйский признал причиной смерти царевича самоубийство, несчастный случай. С этого же года вновь введён в Боярскую думу. После этого был воеводой новгородским. Первый воевода полка правой руки в армии Мстиславского.

С января 1605 назначен воеводой полка правой руки в походе против Лжедмитрия и в битве под Добрыничами одержал победу. Однако, не сильно желая победы Годунова, бездействием дал усилиться самозванцу.

После падения Годунова(вых) пытался осуществить переворот, однако был арестован. Публично клялся, что ошибся с выводами об убийстве царевича Дмитрия. Был приговорен избранным на то специальным "народным" судом к смертной казни, но в последний момент был помилован самозваным Дмитрием и сослан из Москвы вместе с братьями. (Но в конце 1605 года Шуйские были возвращены даже из ссылки).

В ходе спровоцированных Шуйским беспорядков 17 мая 1606 года (под предлогом спасения царя от неизвестных нападавших) Лжедмитрий I был убит, а через два дня группа приверженцев Василия Ивановича "выкликнула" Шуйского царём. Он был коронован Новгородским митрополитом Исидором.

Вот это и был самый настоящий акт самозванства. И сбывшийся на практике факт.

Этот "царь" не имел никаких прав на престол по рождению, никем не избирался, а его кандидатура даже не обсуждалась. Он не имел ни авторитета в народе (впрочем, как и все выборные люди в России), ни опыта управления, ни морали.

Зато Василий Иванович дал "крестоцеловальную запись" (присягу), ограничивавшую его власть.

В начале июня правительство Шуйского объявило Бориса Годунова убийцей царевича Дмитрия, второй раз подряд изменив публично объявляемую точку зрения на диаметрально противоположную.

К тому же, несколько следующих лет (с 1606 по 1610, то есть, весь период своего царствования) он удерживался во власти благодаря сильной военно-политической поддержке шведского короля Карла.

Шуйский пользовался военной поддержкой Швеции не только ради прихода к власти, а уже находясь при ней и пытаясь удержать ее любой ценой, в течение ряда лет ведя малоперспективную борьбу одновременно с Иваном Болотниковым, Лжедмитрием II и войсками польского короля Сигизмунда.
Справа: представление пленного царя Василия Шуйского Сенату и Сигизмунду III

Поражение войск Дмитрия Шуйского под Клушином от армии Сигизмунда III 24 июня 1610 и восстание в Москве привели к падению Шуйского.

В июле 1610 частью боярства и дворянства Василий IV Иоаннович был свергнут с престола и насильственно пострижен в монахи. При этом он, правда, отказался произносить монашеские обеты.

В сентябре 1610 он был выдан (не как монах, а в мирской одежде) польскому гетману Жолкевскому, который вывез его и его братьев Дмитрия и Ивана в октябре под Смоленск, а позднее в Польшу.

В Варшаве царь и его братья были представлены как пленники королю Сигизмунду.

Там же, в Польше, спустя два года, Шуйский и скончался.

Семибоярщина - принятое историками название переходного правительства из семи бояр в июле-сентябре 1610 года.
Поражение войск Василия Шуйского от поляков под Клушиным (24 июня/4 июля 1610 г.) окончательно подорвало шаткий авторитет "боярского царя", и при известии об этом событии в Москве произошел переворот. Дворяне во главе с Ляпуновым и посадские люди свергли Василия Шуйского с престола и насильно постригли его в монахи.

Москвой стала ведать группа из семи бояр во главе с Мстиславским - "Семибоярщина". Состав московского правительства того времени:

1. Князь Фёдор Иванович Мстиславский (ум. 1622).
2. Князь Иван Михайлович Воротынский (ум. 1627).
3. Князь Андрей Васильевич Трубецкой (ум. 1612).
4. Князь Андрей Васильевич Голицын (ум. 19(31) марта 1611).
5. Князь Борис Михайлович Лыков-Оболенский (1576 - 2 июня 1646).
6. Боярин Иван Никитич Романов (ум. 23 октября 1640).
7. Боярин Фёдор Иванович Шереметев (ум. 1650).

Фактически власть её не распространялась за пределы Москвы: на западе от Москвы стояли поляки во главе с Жолкевским, а на юго-востоке, в Коломенском - вернувшийся из-под Калуги Лжедмитрий II, с которым был и польский отряд Сапеги.

Лжедмитрия бояре особенно боялись, потому что он имел в Москве множество сторонников и был по крайней мере популярнее, чем они. В результате, было решено договориться с поляками и пригласить на престол польского королевича ВладИслава [ударение - на "и"! - Авт.] на условиях его перехода в православие, как о том уже было договорено между Сигизмундом и тушинской делегацией. (Причем, сначала Сигизмунд сам претендовал на российский трон).

17 (27) августа 1610 г. был подписан соответствующий договор между боярами и гетманом Жолкевским, и Москва целовала крест (присягала) 15-летнему Владиславу. Однако, опасаясь Самозванца, бояре пошли далее и в ночь на 21 сентября впустили поляков в Кремль, после чего власть фактически перешла к командующему польским гарнизоном.

Владислав (как Московский царь - Владислав I, как польский король - Wladyslaw IV Waza, как великий князь литовский - Vladislovas II Vaza) (С 09 июня 1595 - 20 мая 1648). 27 августа (6 сентября) 1610 года, принял присягу московского правительства и людей. (Заочно?)

По договору 4 февраля 1610 года, который был заключен под Смоленском между королем Сигизмундом и московским посольством, королевич Владислав должен был занять Московский престол после принятия православия. Московское правительство (Семибоярщина) признало Владислава царём и чеканило от его имени монету.

Владислав же православия так и не принял (потому что его отец, Сигизмунд, желал обратного - чтобы российский народ перешёл из православия в католичество), в Москву не прибыл и венчан на царство не был. Таким образом, царствование Владислава в России было сугубо формальным.

В октябре 1612 года в Москве боярское правительство (Семибоярщина) королевича Владислава было низложено, а в 1613 году царём был избран Михаил Фёдорович Романов. При живом, но находящимся вдали Владиславе. Тем не менее, до 1634 года Владислав продолжал пользоваться титулом Великого князя московского.

Конец Смутного времени ("великой разрухи") историки обычно связывают с началом правления новой династии русских царей - Романовых.
С таким общепринятым водоразделом, как со свершившейся и устоявшейся реалией, хочешь не хочешь, приходится считаться.

Хотя не все так гладко прошло и с самой процедурой выбора престолонаследника (1613 год.). На вакантное место царя претендовало немало родственников Ивана IV, хотя все они были родственниками достаточно дальними.

О Романовых могли бы и не вспомнить. Их, как претендентов на престол, могло и вообще не существовать. В свое время Борис Годунов, охраняя свою власть, разогнал их всех по ссылкам в самые удаленные (и разные) уголки русской земли. Родителей будущего царя Михаила он вообще постриг в монахи (и отца, и мать; отправив их, разумеется, в разные монастыри). И только царь Дмитрий Иванович (вот вам и Лжедмитрий!) восстановил справедливость в отношении всех лиц (не только Романовых), пострадавших во времена правления Бориса, и вернул их к своим семьям и очагам. Инок (монах) Федор Романов (теперь уже - Филарет) был посвящен в высокий сан ростовского митрополита, а его жена Ксения и сын Михаил получили право жить при нем.

В 1610 году возникла необходимость в переговорах с Сигизмундом. Русская делегация отправилась в Варшаву под руководством князя Голицына и митрополита Филарета. Филарет после переговоров был задержан и продержан в заложниках (практически - в плену) до 1619 года. Поэтому избрание царя проходило без него (а то он и сам, возможно(?), был бы претендентом).

Обсуждалась, кстати, и возможность отдать русский трон в руки шведского короля Филиппа или (окончательно) - польского Владислава. Но решили, что новым русским царем должен стать кто-то из русских бояр.

Преимущество 15-летнего Михаила Федоровича Романова определилось относительно близким родством с прежней правящей династией. Дед Михаила Никита был родным братом царицы Анастасии, жены Ивана Грозного, поэтому его сын, Федор Романов, отец Михаила, был двоюродным братом царя Федора Ивановича, последнего царствующего Рюриковича). Кроме того, за счет многолетней, в несколько поколений, хорошей службы царскому двору, семейство Романовых приобрело высокую репутацию, стало очень богатым, имело поместья и уделы во многих частях России, а потому было очень известным.

Принято считать, что решающим в назначении Михаила царем стало письменное заявление одного из атаманов донского казачества. Скорее всего, это уже легенда двора Романовых. Потому что в начале XVII века все казаки пользовались самой дурной (и вполне заслуженной) славой погромщиков, бандитов и грабителей. Ведь и само слово "казак", по одной из версий, переводиться (с татарского?) как "бандит, грабитель". Они составляли и главную часть войск обоих Лжедмитриев. Свою славу верных слуг царя донские казаки заслужили (и отработали за полученные ими привилегии) значительно позже.

А вот наличие будущего митрополита Филарета (да еще находящегося в польском плену!) - фактор по-настоящему весомый, но на этом российские историки почему-то акцент стараются не делать. После возвращения его в Москву (в 1619 году) Филарет был тут же избран патриархом всея Руси. Параллельно стал и наставником царя (своего сына). А фактически - руководителем государства.

Вот вам и конец Смутного времени! Колесо смутной российской истории только набирало обороты...

.Делитесь темой в своих сетях!