Глава 06. Начало жизни вне армии

Дубчаки в Узине (1956)
Возвращение в Андрушки. Родственники Феодосия (1956)
Завод имени Цюрупы (1956-1957)
Времена выживания (1957-1958)
Жизнь продолжается (1956-1959)

После прибытия семьи Дубчаков в Узин (в середине января 1956 года) Михаил временно поселил их в частном доме своего родного брата Петра, погибшего еще в начале войны, а ранее жившего именно в Узине.

По деревенским понятиям, дом (хата) этот был относительно большим, поэтому в нем свободно размещались и вдова фронтовика Ксения, и их с Петром дочь Валентина, и сам Михаил. И на второй половине оставалось еще место для того, чтобы здесь можно было какое-то время перекантоваться всей семье Дубчаков, на ту пору - в составе четырех человек (без студента Шурика, оставшегося в России и учившегося в Пензе).

Традиционные украинские хаты в большинстве случаев строились состоящими из двух половин, в расчете на две семьи. Одна из них предназначалась для прежнего поколения, постепенно становившегося стариками, а другая - для их детей. По мере их взросления сыновья пытались строить собственное жилье, а дочери выходили замуж и уходили жить в свои новые семьи.

Интересно, что еще раньше, в Коровинцах, Галя успела в начале пятого класса "поизучать" немецкий язык (около 2 месяцев), в Скрябино перешла на английский (который учила немного более года), а здесь, в Узине, взялась за французский. Правда, спустя 2 месяца пришлось "снова" (с нуля) взяться за немецкий…

Учителя что-то писали на доске, а ученики, особенно, мальчики, рассматривали выруливающие или взлетающие прямо за окнами самолеты.

Адаптироваться к украинскому быту Гале помогали двоюродная сестричка Валя, дочь тети Ксении, бывшая на пару лет старше Гали, и мама, еще не полностью забывшая украинский со времен своего детства.

Вселение целой семьи на вторую половину дома посреди зимы потребовало резкого усиления его отопления. Пришлось Михаилу выписать дополнительное количество угля (свободно купить его тогда было невозможно). Где-то достали и дополнительные дрова.

С этого периода времени уже привычный нам персонаж Михаила Бублея естественным образом (и довольно быстро) трансформировался в новый, получивший и свое новое звучание - дядя Миша. На долгие годы, на всю оставшуюся жизнь. Причем, практически независимо от возраста, поколения и степени родства обращающегося к нему человека (но, естественно, не чужого).

Обзванивая или объезжая предприятия района, дядя Миша никогда не забывал выяснить наличие на них вакантных должностей, на одну из которых он мог бы устроить Сеню, мужа Кати. Но некоторое время ничего подходящего никак не находилось.

Однако связи первого секретаря райкома не ограничивались только своим районом. Ведь точно такие же чиновники, и тоже периодически нуждающиеся в какой-нибудь помощи, были и в соседних районах. Через одного из них Михаил Евгеньевич выяснил, что в находящемся неподалеку Попельнянском районе появилась вакантная должность директора сахарного завода имени Цюрупы (Цюрупа - один из "выдающихся" ленинских выдвиженцев, нарком, занимавшийся вопросами продовольствия, финансов и инспекций).

Складывающаяся ситуация с этим заводом представлялась невероятно благоприятной. Уже хотя бы потому, что он размещался в родном селе Феодосия - Андрушках. И что это был именно тот завод, заготовками свеклы для которого в свое время занимались и отец Кати, Евгений, и сам дядя Миша (когда он был еще совсем молодым юношей).

В Андрушках не ожидалось и никакой жилищной проблемы, так как в части села, именуемой Петровкой, был дом отца Феодосия - Аврама (незадолго перед этим умершего), а рядом с заводом, в так называемом Китай-городке, вот-вот должна была освободиться квартира для будущего директора.
И семья Дубчаков уже в начале марта 1956 года переехала из Узина в Андрушки.

На тот момент в старом отцовском доме жило только три человека: Мария, сестра Феодосия, ее муж Петр Максимец (уже третий Петр в нашей истории) и их примерно девятилетний сын Володя (1947 г.р.).

Этот Петр, прибывший в Андрушки из соседней деревни, влюбился в Марию еще юношей, будучи на 12 лет моложе ее. К моменту, когда они таки решились жить семьей, ей было уже 30. Но весь остаток жизни они прожили вместе. (Мария померла в 1993 году, в возрасте 77 лет).

Как уже было написано ранее, оба средних брата Сени (Петр и Степан) погибли на войне. [Cм. Генеалогическое дерево] Сестра Анна умерла еще в голод 1933-го.

Еще одна сестра Феодосия, Надежда, 1922 г.р., исключительно мягкая и добрая женщина (всегда очень нравившаяся своей будущей племяннице Гале), была замужем за учителем с выразительной фамилией Волкодав, работавшим в одном из соседних сел (Верховне?) В их семье в самом конце 40-х годов родились Игорь и Людмила. К сожалению, в одиннадцатилетнем возрасте этот Игорь, прыгая в воду на пруду, напоролся на какую-то балку или корягу и погиб. Несчастные родители быстро взяли себя в руки и тут же родили еще одного мальчика (в 1960 г.), которого тоже назвали Игорем.

На стыке 50-х - 60-х годов Волкодава назначили директором школы, что, в итоге, разрушило их с Надеждой семью. Став директором, он начал позволять себе неподобающее поведение с ученицами старших классов, из-за чего, в итоге, был вообще уволен с работы. Но на одной из своих молодых подруг он таки женился (разведясь предварительно с Надей), после чего они выехали в одно из сел под Фастовым.

Самый молодой брат Феодосия, Иван, примерно 1928 г.р., к рассматриваемому моменту времени (переезда семьи Сени из Узина в Андрушки) тоже был офицером (начинающим, молодым и перспективным), и тоже был женат. Его избранницей стала латышка Ирина, с которой они познакомились во время его учебы (или уже службы) где-то в Прибалтийском военном округе. Они несколько раз приезжали в Андрушки, погостить у родственников. (Позже пару раз были даже в Чубинке).

Этого "дядю Ваню" (как и сестру Кати Александру - "тетку Сашку"; ничего не поделаешь, именно так ее называли молодые Дубчаки) долгое время, более 10 лет, Дубчаки-старшие (Феодосий и Екатерина) поддерживали материально, посылая им ежемесячно по десять рублей (в деньгах 1947 года), прямо в конвертах с письмами. Суммы достаточно символические (средняя зарплата тогда была порядка 300-500 рублей), но сам факт таких отправок показателен для демонстрации отношений между родственниками. (После демобилизации Феодосия это, конечно, прекратилось).

У Ивана и Ирины был довольно ранний сын Игорь (опять Игорь!), 1948 г.р., и весьма поздняя дочь Оксана, примерно 1968-69 г.

Впоследствии Дубчаков-прибалтов навещала Людмила (Люся) Дубчак, с их особым гостеприимством в Сигулде (одно из селений Юрмалы) не столкнувшаяся. Галина, вместе со своим мужем - автором данных строк, пыталась встретиться с семьей дяди Вани во время своей поездки в Ригу/Юрмалу, приуроченной к ее сорокалетию (в конце мая 1983). Но удалось увидеть только дверь их замкнутой квартиры. По словам соседей, родственники были "где-то на даче". Запомнилась надпись возле кнопки звонка на первом этаже здания - "Дубчакс".

Феодосия Дубчака, как и было оговорено, сразу назначили на должность директора сахарного завода (с марта 1956).

Воинское звание, высшее образование, партбилет, трудовой опыт (хоть и совсем по другой специальности). Человека с таким набором достоинств после войны невозможно было сыскать днем с огнем. А те, кого находили, сидели в руководстве, не ниже областного. Поэтому назначение Феодосия прошло "на ура".

Вспомним, что даже сам "дядя Миша" получил высшее образование (в ВПШ, заочно, за 7 лет) только уже будучи работником аппарата обкома компартии Украины и Узинском райкоме.

Через несколько месяцев семья новоиспеченного директора получила квартиру в т.н. Китай-городке, расположенном рядом с заводом, а еще примерно через год (ориентировочно, летом 1957 года) - следующую, во вновь выстроенном доме, на втором этаже.

Екатерина тоже не сидела дома, сложив руки. Ее девочки были уже большими и не требовали ежечасной заботы. Поэтому она тоже устроилась работать на завод, на весовую.

Сначала Феодосий, конечно, мало что знал о технологии производства сахара. Поэтому занимался более знакомыми и понятными ему вопросами снабжения, закупок сырья и реализации готовой продукции.

Но во все времена, и в те, и в более ранние, процессы снабжения и массового сбыта были "схвачены" дельцами, профессионально занимавшимися ими долгие годы, а то и всю жизнь. И среди них всегда были нечистые на руку. А были и такие, которые легко шли и на большие преступления, в том числе, и на подлог. Были они и на заводе им. Цюрупы.

Воспользовавшись отсутствием делового опыта у нового директора, они за его спиной проводили отгрузки сахара по одним документам, а потом подменяли их другими, с заниженными в разы цифрами, по которым и поводились потом бухгалтерские проводки.

В результате на заводе оказалась огромная недостача готовой продукции.

Чтобы скрыть концы в воду и под шумок свалить всю вину на нового человека, на завод была вызвана ревизия. А вслед за нею появились и следователи. Феодосий был арестован и взят под стражу. Он даже не знал, в чем и как ему надо оправдываться. Данные бумажного учета и реальные складские остатки действительно не соответствовали друг другу. Это произошло ближе к концу 1957 года.

А дома, в семье Дубчака, лишнего килограмма сахара не было никогда, даже в годы его руководства сахарным заводом.

Судебное разбирательство тоже не было объективным и тщательным. Директор был приговорен к нескольким годам лишения свободы. К скольким именно - точно не известно, но это и не принципиально. Потому что спустя полтора года ситуация полностью разрядилась, читай далее).

Жизнь Екатерины Евгеньевны, Гали и Люси неимоверно осложнилась. Лишившись на время мужа и отца, его помощи и обеспечивавшейся им финансовой основы, они оказались в почти безвыходной ситуации.

И тогда мама, на небольшие остававшиеся еще в семье сбережения, купила корову. Благо дело, была она небольших размеров и свободно помещалась в сарае, который семья Дубчаков, как и другие жители нового дома, имели неподалеку от него.

Начался период нескончаемой заготовки кормов.

С подобной проблемой все крестьяне, содержащие домашний скот и птицу, сталкивались давно. Частично она решалась на приусадебных участках, площадью по 0,40 - 0,50 гектара, но большую часть кормов надо было либо заготавливать (например, укосом сена по лесным полянам и оврагам), либо "доставать", по сути - приворовывать на колхозных полях. Этим в эпоху социализма занимались все сельские жители. Получить или выкупить официально в колхозе или совхозе можно было лишь очень немногое.

И если раньше Екатерина Евгеньевна просто не замечала этого либо смотрела та такие действия односельчан сквозь пальцы (мол, а куда им деваться?), то теперь, вообще не имея своей усадьбы, ей пришлось заняться этим и самой. Купила она и косу…

Вместе с 10-летней Люсей (изредка - с 15-летней Галей) она регулярно выходили на "заготовки", довольно часто - и в ночное время.

Первым их видом была солома, которая могла быть и подстилкой для коровы, и добавкой в ее рацион.
Чтобы добыть солому из плотно слежавшейся скирды, необходимо было специальным крюком выдергивать ее небольшими пучками в зоне доступности и укладывать, утрамбовывая, в свой мешок.
Во время одного из походов за соломой Гале показалось, что скирда как-то уж слишком выбрана с одной стороны снизу, что ее основание угрожающее подрезано.
- Так ведь и рухнуть может, - встревожено сказала она маме.
- Вот и не подходи с этой стороны, - согласилась мама.
Галя наклонилась, чтобы поднять упавший крюк и перейти на другое место, но именно в этот момент скирда действительно потеряла устойчивость и всем своим весом рухнула на Галю.
Хорошо, что мама была рядом, и, раскидав по сторонам сместившиеся пласты, быстро вытащила ее из-под кучи плотной соломы. А могло это закончиться и более печально.

Но главным источником корма для животных, содержащихся неподалеку от сахарных заводов, всегда являлся жом - свекольные жмыхи, остающиеся после добычи сахара из свеклы. В них сохраняется еще очень много питательных веществ, пригодных для питания животных.

Этот жом, как производственные отходы любого сахарного завода, сваливается в огромные и глубокие кагаты - траншеи глубиной несколько метров.

Консистенция жома напоминает хлебно-мясной фарш из мясорубки, знакомый любой хозяйке. В верхней части его многометрового слоя, из-за действия ветров, а зимой - и морозов, образуется довольно толстый слой относительно твердой коры, по которой можно даже ходить. Но внутри жомовой массы всегда идут биологические процессы, за счет которых там сохраняется сильное тепло. И если попасть в глубину такого кагата (сорвавшись с краю или провалившись сквозь верхнюю кору), то вырваться из него практически невозможно. Можно просто утонуть в этой аморфной, горячей и довольно зловонной массе.

Вот на добычу этого жома и ходила регулярно мама, из-за большой опасности походов - почти всегда в одиночку. Иногда, все же, ей помогал кто-то из девочек, чаще - Люся.

Мало того, что жом этот надо было, по сути дела, украсть, что в кагат можно было запросто свалиться или провалиться, так набрав его в мешок (тяжеленный и сразу же мокрый от содержимого), его надо было еще тащить на себе несколько сот метров. Желательно, никому не попадаясь на глаза.

Зато потом были с домашним молоком и молокопродуктами.

А Феодосий в своей колонии в Житомире тем временем шил рукавицы, подушки, пододеяльники, вырезал и собирал шкатулки. Ни с кем не конфликтовал, в заговоры не вступал. И, к счастью, его никто не трогал.

После завершения трехлетней командировки в Узин Михаил Бублей сразу же, в октябре 1956 года, стал заместителем начальника Главка "Укрглавзерно" Министерства хлебопродуктов УССР.

Его "мукомольная" фамилия, наконец, полностью оправдалась. Михаил вернулся к исконной деятельности его предков, хотя и на совершенно другом, более высоком уровне. Теперь он восседал на Крещатике. Одновременно он радикально улучшил жилищные условия своей семьи, получив огромную квартиру в престижном месте, на улице Кирова (теперь - Грушевского/Лаврской).

А уже через год, в сентябре 1957, стал начальником смежного Главка сортовых и гибридных семян того же министерства. Его сыну Шурику к этому времени исполнялось 10 лет.

Тем временем Александр Дубчак, последний представитель своей семьи в России, успешно закончил учебу в Пензенском сельскохозяйственном техникуме, и по вызову Министерства сельского хозяйства Украины (скорее всего, организованному М.Е.Бублеем) в первой половине 1958 года был направлен на работу в совхоз "Совки" Киево-Святошинского района Киевской области (сейчас он непосредственно соприкасается с Большой Окружной улицей Киева, на Борщаговке). Здесь и началась его официальная трудовая биография.

Летом, в гости к киевским родственникам и, попутно, к Саше, в совсем рядом расположенные "Совки", приезжала 15-летняя Галя, сама. Помимо прочего, она познакомилась здесь с новым другом Саши Евгением Прудченко, которому сразу очень понравилась. Понравилась так, что он сохранял свои теплые чувства к ней долгие годы. С учетом совсем юного возраста Гали, он, как бы в шутку, представлял ее всем (когда они оказывались в одной компании) в качестве своей невесты. (Именно он втянул ее позже в самодеятельный театральный коллектив при ДК "Трудовые резервы", где артистическая натура Гали проявилась в наибольшей степени). "Шутка" зашла так далеко, что Женя подарил Гале сережки, а она их приняла. Хотелось бы верить, что они были простой бижутерией.

Спустя всего несколько месяцев, в октябре 1958-го, Александр был очень удачно переведен в совхоз "Бортничи" Бориспольского района Киевской области (нынешнее село Счастливое). Там как раз вовсю шло строительство десятка двухквартирных жилых домов для своих сотрудников (в Чубинке), и молодого специалиста Дубчака тут же поставили на льготную очередь на получение жилья. (И в этом случае, конечно, не обошлось без вмешательства большого руководителя сельскохозяйственной отрасли. О нем и его роли будет еще говориться не раз).

Группа расхитителей, орудовавшая на заводе им. Цюрупы, продолжала свою деятельность, постоянно увеличивая ее размах. Ни состав этой преступной банды, ни методы ее работы не изменились (замена товарных документов, остающихся в бухгалтерии завода, после отгрузки продукции). Нечестные и жадные люди потеряли и чувство меры, и чувство самосохранения.

Огромные недостачи продукции, измеряемые сотнями ее тонн, не могли не привлечь внимания правоохранительных органов. На сей раз был полностью раскрыты и схема деятельности, и состав группы. Проверка документации за несколько прошедших лет показала и доказала, что именно эти люди занимались хищениями и в прежние годы. В рамках нового уголовного расследования и суда была полностью доказана и непричастность Феодосия Дубчака, уже полтора года отбывающего наказание, к преступной деятельности этих дельцов. И в самом начале 1959 года он был отпущен на свободу, полностью реабилитирован и даже восстановлен в партии (всех осуждаемых из ее членов исключали автоматически).

Вернувшись к родным, Феодосий не стал добиваться еще и восстановления в прежней должности. К тому времени он уже хорошо осознал, что такая деятельность - не для него.
Вместе с тем, самого завода он не избегал. Да и не было в селе другого места, на которое он мог бы устроится. Поэтому с согласия нового руководства он возглавил команду вооруженной и пожарной охраны завода.

В 1959 и 1960 годах М.Е.Бублей еще два раза поменял различные управленческие кресла, перейдя в итоге в Министерство заготовок. Но и здесь он оставался начальником Главка, причем довольно ответственного - управления МТС.

Осенью 1959 года Галя пошла в десятый, выпускной класс школы, а в начале лета 1960 получила аттестат.