Глава 01. От отмены крепостного права до первой мировой войны

Филарет Бублей, патриарх с Черниговщины
Евгений Филаретович Бублей
Алекс и Стефания Виноль
Петр Монастырский, действительный статский советник
Евгений и Стефания

Кроме этих общих соображений, о Филарете больше ничего не известно. Зато сохранилось его фото (самое первое среди фотографий всех рассматриваемых в этой работе патриархов), сделанное в киевском фотосалоне Волховского примерно в 1890 году (справа).

Не менее активными были и его сыновья, Евгений и Николай, особенно, первый.

Исключительно интересной и не вполне обычной была жизнь Евгения Бублея, одного из самых важных персонажей данной повести, родившегося ориентировочно в 1875 - 1880 г.р. [дедушки Саши, Гали и Люси]
Впрочем, подобные слова можно отнести и чуть ли не к любому другому его современнику, ведь на время их жизни пришлись две революции, мировая и гражданская война...

Благодаря своему врожденному таланту организатора, образованию, и не без протекции отца, упомянутого выше Филарета, Евгений получил работу у одного из представителей династии Соколовских - самых богатых землевладельцев Волынской губернии (а она тогда простиралась от Ковеля чуть ли не до самого Киева).
Он стал счетоводом (по современным понятиям - бухгалтером) экономии села Пилипы Житомирского уезда Волынской губернии (земледельческого имения, бывшего в те времена аналогом нынешних аграрных хозяйств или недавних колхозов и совхозов), принадлежавшей Соколовскому, и, одновременно, лесничим прилегающего к селу Пилиповского лесничества.

Эти края, в настоящее время - село Пилиповка (на следующей карте - справа внизу) и прилегающие к нему земельные и лесные угодья, в более общем плане находятся в треугольнике между Житомиром, Бердичевом и Чудновым, расстояния между которыми не превышает 40-50 км.

На открывающейся через приведенный фрагмент карте окрестностей видны все эти относительно крупные города, а зона исходного фрагмента выделена красным прямоугольником.

Другой прямоугольник, голубого цвета, обозначает там зону, в которую предстоит попасть главным героям данного жизнеописания, пока еще даже не родившимся, через полвека.

Благодаря удачному трудоустройству, Евгений стал далеко не бедным человеком уже на самом первом этапе своей трудовой деятельности.

Сохранились два фото этого бравого молодого человека с лихо закрученными усами, его индивидуальное (слева) и групповое (в центре) фото с товарищами, составлявшими круг его общения в тот период. На групповом рядом с Евгением, во втором ряду, находится его брат Николай Бублей, ниже, в первом ряду, А.Виноль (с тростью) и Г.Монастырский, сын Петра Монастырского (об этих персонажах см. далее).

Достаточно одного взгляда на эти фото, чтобы понять, что все изображенные на них - явно не представители простонародья.

Управляющим Пилиповской экономии и поместья Соколовского (а, значит, прямым и непосредственным начальником Евгения Бублея) в то время был немец (с незначительной вероятностью - голландец или бельгиец) Виноль, поэтому в хозяйстве помещика всегда поддерживался строгий и четкий порядок. Абсолютно точно имя этого человека не установлено, но предположительно, по воспоминаниям старожилов данной местности (имеющимся в архивных данных), его звали Алексом. Так и будем именовать его далее.

Согласно результатам переписи 1904 года, в Волынской губернии в то время проживало более 13% евреев, около 6% немцев, более 6% поляков, около 1% "австрийцев" (в основном, чехов). Остальное население составляли "русские", в том числе, малороссы (т.е., украинцы) - 70% и великороссы - 3,5%. Все остальные национальности, вместе взятые, составляли только доли процента.

Село Пилипы в те времена состояло из двух четко разграниченных частей, в одной из которых проживали и работали обычные православные люди местного прихода, возглавляемого священником Диминским, а в другой - обособленная группа староверов. Обе эти части населения села находились в определенном духовном противостоянии, но жили мирно, в немалой степени, благодаря усилиям уравновешенного, сдержанного и либерально настроенного приходского священника.

На всей территории нынешней Украины таких мест компактного проживания староверов было не более двух - трех. И то, судя по всему, только в прошлые времена.

Управляющий поместьем Соколовского Алекс Виноль женился на его энергичной гувернантке-француженке Стефании, которая умудрялась вести удивительно активный образ жизни даже в этой волынской глухомани. Она с удовольствием давала уроки не только детям самого Сосновского, но и других состоятельных людей, проживавших в расположенном неподалеку Бердичеве.
Для вступления в брак с давно обрусевшим Алексом, Стефании, по законам Российской Империи, пришлось принять православие, после чего она официально стала именоваться Степанидой Алексеевной.
В порядке развлечения и ради закупок Виноли часто ездили в Житомир и даже в Киев.

Виноли и Бублеи дружили семьями, чему способствовали сходные интересы жен, тогда еще молодых женщин, и во многом общие хозяйственно-экономические проблемы их мужей (ведь они работали вместе).

Но было между семьями и принципиальное различие. Если у Бублеев с 1908 по 1913 было уже трое детей (Вера, Михаил, Петр), то у Винолей с этим все никак не складывалось.

Еще одним близким Евгению человеком стал Петр Монастырский, потомственный дворянин Подольской губернии, действительный статский советник (чиновник IV ранга из 14 существующих!), более 20 лет отдавший государственной службе. В последние годы службы он был председателем Новочеркасского суда (Новочеркасск в те времена - губернский центр Донской казачей области).

Вдовец, повторно женившийся на молодой, но безродной красавице, любившей наряды, балы, поездки в столицы, любые вылазки. Родные, знакомые и близкие такого Петру простить не смогли, поэтому он вышел в отставку и выехал прочь, передав дела службы своему сыну Гавриилу.

Чтобы скрыться с глаз советчиков и "доброжелателей", Петр купил небольшой домик в Житомире, куда и переехал жить со своей энергичной супругой. Но и здесь общество относилось к новоиспеченным молодоженам с настороженностью, а то и с осуждением. По этой причине, а также из-за любви к природе, свежему воздуху, лесным просторам и охоте, для окончательного прекращения пересудов еще и в чужом ему городе, потомственный дворянин высокого ранга устроился на службу старшим лесником-егерем в лесничество Крутянская Дичь, находящимся рядом с селом Круты (глядя из Пилипов/Пилиповки, - к северу, сразу за селом Глубочок, см.карту на несколько абзацев выше).

Здесь, в "дикой" лесной глуши, в уютном охотничьем домике, они с женой и жили основную часть времени. Для поправки здоровья и настроения регулярно заказывали из Житомира и Киева разные деликатесы, водку, шампанское, другие вина. Жизнь Петра постепенно налаживалась.

А тут еще оказалось, что неподалеку, в Пилипах, живут и работают интересные люди - семейства Винолей и Бублеев. Да еще и увлекающиеся охотой! А Евгений - так и вообще работающий лесником в соседнем лесничестве. На этой основе и сдружились.

Все три семьи любили проводить свободное время, когда оно случалось, совместно, довольно часто, - на охоте, поочередно устраивая пикники в домике того или иного лесника. Готовили и употребляли дичь, пили (и уж явно не самогон!), пели, танцевали, играли (на инструментах и в карты), веселились. Постепенно проникались симпатиями, становились близкими друзьями, а потом и кумовьями друг другу. Сдерживающим разгулы обстоятельством становилось только все увеличивающееся количество детей на руках у Анастасии.

Почти каждое лето в гости к чете Монастырских приезжал из Новочеркасска его сын Гавриил, быстро сдружившийся с Алексом и Евгением.

Особенную выгоду из развеселой жизни трех молодых семейных пар извлекал, кажется, Евгений. Самый энергичный из мужчин и, пожалуй, самый красивый.

Он был настолько живым и любвеобильным, что даже спустя несколько поколений никто из его потомков не делал секрета из того, что у Евгения "была на стороне еще одна семья" (а то и не одна!) Не слишком строгий "секрет" делался и из того, что у будущей (на то время) дочери Евгения (Кати) на самом деле была другая мама, а не та, которая числилась официально. Иногда в семье также говорили (изредка - даже и сама Екатерина Евгеньевна), что бабушка Кати была француженкой. На остальных детей Е.Бублея эта неофициальная информация никогда не распространялась.

Судя по всему последующему ходу событий, именно так все и было. Происходило это по следующему сценарию.

Стефания (вместе с Петром Монастырским), как самая близкая подруга семьи Бублеев, участвовала в крещении Михаила - первого сына Евгения и Анастасии, став им кумой, а Мише - крестной мамой (на официальном языке - восприемницей). Крестил девочку уже упоминавшийся ранее священник Диминский. (Сохранились соответствующие записи в выписке из церковной книги с. Пилипы - т.н. "метрике").
Естественно, что после такого важного события Стефания стала бывать в доме Бублеев еще чаще.

В таких обстоятельствах, с учетом многолетней дружбы в предыдущие и последующие годы, просто не могла не возникнуть глубокая взаимная симпатия между видным, красивым мужчиной, романтичным искателем приключений и, вместе с тем, человеком с непоколебимым авторитетом и положением Евгением, и красавицей-иностранкой Стефанией. Симпатия эта, безусловно, со временем только усиливалась. Наверное, они просто влюбились и, судя по дальнейшему развитию событий, длительное время любили друг друга. В конце-концов, это и привело их к интимной близости.

Возможно, муж Стефании ничего об этом не знал. Но возможно (и скорее всего), он подозревал свою жену в неверности. А, может, даже точно знал о роли своего друга в происходящем. Но ему было совершенно плевать на то, каким именно образом забеременела его жена. И что виновником этого стал его друг. Главным для него было то, что это, наконец, состоялось. И он был безумно рад этому. (Ведь во все прежние годы, как и во все последующие, детей у них не было).

Впоследствии оба отца безумно любили родившуюся в результате связи Евгения и Стефании Катю (1914 г.)

Однако, со временем, когда Кате пришлось перебраться в семью своего биологического отца (как это случилось, будет рассказано дальше), она всю свою жизнь чувствовала некую свою отчужденность от братьев и сестер, хотя в силу сложившихся обстоятельств довольно долго (более 10 лет) жила именно в этой семье.